– Батюшка! – закричала Василиса не своим голосом, а в голове помимо горя пронеслась её дальнейшая несчастная судьба.
3. Глава 3. Отвар
Засвистел ветер в лесу, загудели чёрные ветви, летит по небу злющая Баба-яга. Ступой верхушки деревьев цепляет, метлой птиц зазевавшихся сносит, глазищами под ноги себе глядит. Пропал ценный мешочек, потерялся, где его теперь искать? Всё это Алёшка проклятый! Нет бы сразу на супчик сдаться, на жаркое ароматное остаться, ан нет, пол утра за ним по лесу гонялась, кости дряхлые растрясала!
Опустилась Баба-яга перед избушкой, а та радостно встрепенулась, задрожала, гостей своих до ужаса напугала. Смотрит на небо старуха – там всадник летит. Сам чёрный, одёжа на нём чёрная и на чёрном коне.
– Верный мой слуга! – заскрежетал властный голос. – Оборотись, спустись ко мне на землю!
Услыхал тот зов хозяйки, облетел пол неба да и очутился перед Бабой-ягой.
Выглянула в чистое оконце Варвара да и видит – стоит страшная старуха да сама с собой разговаривает. Взяло тогда девку любопытство – о чём старая ртом своим замшелым жамкает? Выглянула из-за двери да так и застыла. Клубится перед Бабой-ягой чёрное облако, вокруг него воздух, точно морозный, а старуха тихо-тихо его о чём-то расспрашивает. Перепугалась Варвара и заскочила обратно в избу. Завозился Алёша, закряхтел, с трудом сел у отмытой печки и смотрит.
– Чего глядишь?! – разозлилась девица.
– Вернулась?.. – пискнул мальчик.
– Сиди да помалкивай!
А Баба-яга тем временем спрашивает своего слугу:
– Ночь моя тёмная, не видал ли ты где мешочек мой маленький? Ремешком из волос обмотанный?
– Нет, не видал... – прошипел-прошелестел тот.
– Экая неаккуратная я стала... Совсем древняя и старая, – расстроилась старуха и махнула рукой – отпустила.
Взвился всадник на небо, застучали по воздуху чёрные копыта, выбили искры серебряные, что превратились в звёздочки ясные, да и пропал.
Заходит Баба-яга в чистую избу. Из углов на неё возмущённые пауки глазеют, с потолка удивлённый филин взирает, а со стола глядит старый череп. У печки хныкает мальчик, Варвара смиренно подле него притаилась, а Васька из-под лавки выполз.
– На, – вытащила старуха из кармана три мышки. Одну бросила в жвала мохнатому другу, вторую подкинула в острый клюв птицы, а третью... Над третьей вздохнула, подумала да и свернула ей шею.
Вытаращились гости на Бабу-ягу, а молвить и слова не смеют.
– Вижу, время даром не теряла, – скупо похвалила старуха и уселась на лавку. Корявым пальцем она провела по столешнице и удивилась.
– Я, бабушка, очень старалась!
– И Алёшку не отпустила, – задумчиво проскрежетала та. – Значить, дело и впрямь важное?
– Важное, бабушка! Очень важное! – пустила Варвара слезу горькую и коснулась расшибленной губы. – Я...
– Молчать! – гаркнула старуха. – Слова тебе не давали! Али что ж думаешь, избушку повымела, окошко почистила, печку оттёрла и всё?
– Что прикажешь сделаю! – горячо сказала девица.
– А Алёшку приготовишь?
Мальчик захныкал сильнее, а затем и вовсе расплакался.
– Тише! Никакой мне здесь сырости! – бросила Баба-яга в ребёнка дохлую мышь. Ударило серое тельце точнёхонько в цель, от чего та разразилась ещё большим рыданьем.
– Ну ты что, замолчи, – с некоторой жалостью осторожно пнула ребёнка Варвара.
– Приготовишь, тогда помогу.
– Да как же это... Живехонький он... – растерялась девица.
– А ты сделай так, что б не был живёхоньким, – медленно проговорила старуха, а сама пытливо да жёстко смотрела на гостью.
Схватилась Варвара за кончик косы и стала его теребить. Уж и волосы запутала, и ленту развязала, а никак решиться не могла.