Бросилась Баба-яга к водице, развела кривыми пальцами листву палую, уцепилась за мшистые бока корыта. Нагнулась старуха, закряхтела да заглянула на дно. Долго стояла она, слушала да наблюдала, затем оторвалась от созерцания, затряслась, побледнела от бешенства да как разразится свистом пронзительным! Избушка встрепенулась, от веток отряхнулась и вскочила на куриные ноги. Те землю, будто бык, разгребают, когтями в почву гнилую впиваются, точно в лютый бой собираются!

Вылетела тяжёлая ступа с метлой, едва остановиться успела, как запрыгнула в неё с неистовой яростью злющая Баба-яга! Взметнулась она в небо чистое и понеслась, что есть мочи.

Смотрит старуха вниз ястребиным взором да ничего не видит. Повсюду лес острыми макушками ощерился, поляны да лужайки закрывает, за лапами зелёными обитателей прячет. Пуще прежнего взбесилась Баба-яга, опустилась ниже и давай деревья ломать, ветви ступой снимать да метлой в стороны отправлять. Вот уж чаща родная позади, вот и дубрава осталась далече, а впереди раскинулось длинное болото. Скривилась старуха, прищурилась, недоброе чует во впалой груди. Видит – стоит её гостья по бёдра в воде, а перед ней в коварной стойке давняя подруга. Направила старуха ступу вниз да поздно! На поверхности болота только коса золотистая плавает.

Вдарила Баба-яга метлой по голове кикиморе, булькнула та под воду и притихла. Ряска по крупицам вокруг собирается, вода противосолонь стекается да на дно уходит. Лягушки полосатые притихли, комары вверх взвились и давай кусать незваную гостью в ступе. Та крутилась-крутилась над болотом да застыла. Дунула старуха в ладонь – разлетелась повсюду чёрная пыль, попадали замертво комары. Высунула косматую голову кикимора, вылупила глазищи да пальцем илистым подзывает.

– Ты-ы-ы в мо-о-оём боло-о-оте-э-э... – прошептала влажным ртом она.

– А болото твоё в моём лесу! – тотчас хлестнула Баба-яга. – Отдай мою девку!

– Моя-а-а-а...

– Врёшь, тварь зелёная!

Сунулась старуха ниже, накрутила на метлу золотую косу да как рванёт вверх! Вынырнула до плеч Варвара, глазами выпученными поворачивает, ртом жадно воздух хватает, по ряске руками бездумно колотит. Не понравилось такое хозяйке болот, погрузилась она под воду да пустила рокочущий зов. Повыскакивали из-за кочек маленькие головки, зажглись зелёные дикие глаза, наполнилось всё вокруг мелкими кикиморками.

– Экую нечисть развела! – досадовала Баба-яга и опасливо оборотилась. Отовсюду на неё смотрели мелкие злобные существа.

Не успела она думу додумать, как схватилась хозяйка болот за ступу да потянула на мягкое дно. Из рук жилистых колючки торчат, из колючек жгутики повылазили, присасываются к древнему дереву, так что не вырваться, не взметнуть в небо. Поняла старуха, что прогадала, разозлилась, а к ней уже и вонючие руки тянутся. Вдарила Баба-яга по косматой голове, и та снова под воду ушла, омут чёрный раскрыла да ещё глубже ступу засосала.

А тем временем выбралась Варвара на зыбкую почву, замёрзла, застучала зубами. Водица болотная с неё течёт, ряска на коже щиплется, взгляд безумно по трясине мечется. Смотрит девица и видит – сошлись в битве не на жизнь, а насмерть страшная кикимора и безобразная Баба-яга. Одна путами водяными обвивает, пиявками ступу облепляет, другая колотит метлой что есть силы, но никак не справится. Черно стало вокруг, мерзко. Везде огни зелёные зажигаются, мерцают да надвигаются, туман по воде стелется, а в нём кто-то жадно ползёт...

Бросилась Варвара в чащу вне себя от ужаса, и несётся сквозь непролазные дебри. То на камне случайном оступится, то коленом в разрушенный пень влетит, а то и отхлещет себя по щекам сырыми жгучими ветками. Не видать впереди ни дорожки, ни тропки, ни осинок ласковых, ни березок нежных, одна дурнота да тлен.