Варвара отжала траву из отвара, закопала её под костяной забор и вернулась с плошкой к мальчишке.
– Слышал, что сказала Баба-яга? Она душистое любит жаркое... – смущённо, печально молвила девица и опустила плошку в котёл. – Сам ты пить не будешь, знаю, а тряпки вытащу – сразу закричишь. И тогда не сносить мне головы... Да и тебе. Она всё равно тебя не отпустит. Так к чему нам с тобой вдвоём помирать, когда ты можешь один?
Расширились глаза Алёши, потекли крупные слёзы, заворочался он у печки обречённо да слабо. Подорвала вольный дух послушная девка, лишила последней надежды...
– Посему буду пропитывать тряпку отваром, ты его глотай, иначе захлебнёшься.
Замотал медленно мальчик головой, но грязная плошка с зеленоватым ядом уже приближалась к нему.
4. Глава 4. Маруся
Заметалась Василиса вокруг ямы, заплакала, схватилась за светлую головушку – никак не может вытащить отца. Уж она и платье травой измазала, и руки в земле чёрной испачкала, и тащила его, и ругала, и умоляла, но всё тщетно. Тогда девушка села подле ямы, прижала колени к груди и застыла. Что делать? Бросить отца и побежать за помощью? А если дикие звери его разорвут? Али она не найдёт дорогу обратно к нему? Но и без дела оставаться негоже...
– Батюшка, очнись... – в очередной раз тихо позвала Василиса, но мужчина не то что не ответил, даже не пошевелился.
Опустилась на уснувшие деревья ночь тёмная. Бесшумно пролетел филин, запищала в когтистых лапах обезумевшая мышь, и снова всё стихло. Сидит девица и видит – зашелестела за ямой спутанная трава, скрежещет под ней страшное нечто... Схватила Василиса ветвь, что лежала рядом, да и вскочила на ноги. Сердце бешено под рёбрами стучит, страх по жилам разгоняет, а до слуха всё отчётливее доносится не то спутанный шёпот, не то уговоры нечистого...
– Батюшка, очнись, вставай, родный! – заговорила перепуганная девушка.
Перестала шуршать трава, замолчали речи неразборчивые, показалось на другой стороне ямы чёрное пятно. Похолодела Василиса, растерялась, поняла, что не по плечу ей такое сражение, да и опустила ветку кривую. К чему бороться, когда зуб на зуб не попадает, когда руки от ужаса отнимаются, а ноги в коленях подгибаются? Едва успела подумать, как глянь – из чёрного пятна рука человеческая показывается да к ямке усиленно тянется. Взыграла любовь в девушке, налились снова руки силушкой, схватили ветку да как швырнут!
– Ай! – донеслось с той стороны ямы.
«Знать, мертвого подшибла...» – рассудила Василиса.
– Ты чаво дерешьси?!
«Нет, не бывает таких голосов у мертвых...»
– Лучше бы помог!
Замоталась крохотная ручка из стороны в сторону да никак не может выбраться из чёрного пятна. Осмелев, обошла девица яму кругом и видит – лежит перед ней небольшой мешочек, ремешком дивным захваченный, а из него торчит будто детская кисть.
– Эй, есть тут кто? – настойчиво потребовал голос писклявый. – Выпусти меня отсюдава!
Василиса присела да стала раздумывать – что за невидаль такая? Ребёнок – не ребенок, человек – не человек, но говорит точно царица приказывает!
Поняла вскоре девица – сидит в мешке что-то маленькое да капризное, бойкое да женское, и страх отступил. Ловкие пальцы проворно схватились за ремешок, сплетённый из чьих-то жёстких волос, и быстро его развязали.
– Ну слава тябе хосподи!
На травку выбралась крошечная, но ужасно боевая куколка. Сверкнула она свирепым глазом, подперла крохотные бочка да и накинулась на Василису:
– Что?! Опять девка?! Да сколько ж можно! Одни девки по лесу шатаются! И чаво вам дома не сидится?! Вот ты – чаво ночью-та сюда припёрлась?!