– Да. Действительно. – пронеслось по толпе шёпотом.

– К тому же, – продолжил Никита, – после двенадцатого убийства Люцифер снова пропал. На этот раз почти на двадцать лет. Снова же, крайне нестандартно для человека, который подобно наркоману с крепкой зависимостью, не мог прожить без убийства и трёх месяцев. – Никита взял маркер и по пунктам начал писать на доске то, о чём говорил. – Чтобы подобраться к нему ближе, нам предстоит выяснить две вещи. Что побудило его вернуться спустя столько времени. И кем ему приходилась двенадцатая жертва.

– Что ещё значит «кем приходится»?! – закричал Виктор со злостью, будто очнувшись ото сна и внезапно сделавшись грозным.

Взгляды начальника отдела и сотрудника КВР приковались друг к другу. Виктор, казалось, готов растерзать Никиту лишь только за то, что тот предположил, будто его жена могла поддерживать связи с Люцифером. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Никита вновь заговорил и объяснил свои слова – сказал, что имел в виду вовсе не то, что кажется на первый взгляд. Но, заговорив, Никита лишь подтвердил уже сказанное:

– Виктор Львович, – обратился он с уважением, – простите, но я для того, чтобы поймать Люцифера, я должен быть честным и объективным. Двенадцатое убийство было вовсе не случайным и не рядовым. Оно имело для Люцифера глубоко личное значение. В этом случае он убил не ради самого убийства, не ради наслаждения пытками или ради этого креста, что бы он ни означал. Он хотел убить именно её – Крупнову Карину Андреевну. И, судя по тому, что даже у такого психопата, как Люцифер, на этот раз не поднялась рука для пыток, он относился к ней очень тепло. Именно поэтому, нравится вам это или нет, нам придётся выяснить, кем ваша покойная жена могла прийтись серийному убийце.

Полицейские стали переглядываться. Для многих стало неожиданной новостью, что одна из жертв Люцифера – близкий человек начальника отдела.

Виктор от слов Никиты сделался лишь злее. Его руки сжались в кулак и пару секунд тряслись. Ему пришлось приложить всю свою волю на то, чтобы опустить руки, смолчать и покинуть отделение.

– Чёрт! Чёрт! Чёрт! – выругался Виктор, когда сковорода на плите издала противное шипение, и над ним закружились густые клубы пара.

Он подбежал к плите, открыл крышку и тут же отпрянул назад, прячась от горячего потока воздуха, ударившего его по лицу. Снова взглянул на мясо на сковороде, который по задумке должен был подрумяниться и превратиться в сочный кусок отбивной из говядины.

Задумка провалилась с треском! Или, вернее будет сказать, с шипением, после которого вся кухня наполняется едким жирным дымом, от которого слезятся глаза.

С восхищением Виктор подумал о том, что у Карины мясо никогда не подгорает, не дымится и странно не шипит. Говорила она, чтобы он не брался за сложное блюдо, не умея жарить даже яичницу. Но нет же, он хотел её удивить. Её, слишком идеальную для него и прожившую слишком идеальную жизнь до знакомства с ним, в целом было сложно чем-то удивить. Поэтому он и взялся за то, с чем он, по её мнению, точно не справится.

И не справился.

Скоро она заметит дымок, наполнивший квартиру, и у неё появится повод для знаменитого «Я же тебе говорила!». Не успел Виктор с надеждой подумать о том, что, возможно, всё пронесёт, и жена ничего не заметит, как Карина из спальни закричала:

– Фу-у! Дорогой! Что это за запах?

Не пронесло, – подумал Виктор и пошёл к ней.

– Это… ну-у-у… короче, отбивной не будет, а ты была права. – промямлил Виктор.

Сказав это, он подумал о том, как быстро научился соглашаться с женой. Меньше месяца женат, а слова «Ты была права» слетают с языка ещё до того, как он сам успеет сообразить, что именно это нужно сейчас говорить. Зато такой метод всегда прекрасно работает! После слов «Ты была права» Карина всегда смягчается, и Виктору удаётся избежать её нотаций по поводу того, что она предупреждала, а он не слушал.