– Я слышал ваше имя, когда вы назвали его господину Новикову, – проговорил он, подсаживаясь к Зине. – Не сочтите за дерзость, если и я представлюсь вам без церемоний, Зинаида Александровна. Левшин Андрей Иванович.

Зина отметила про себя: род своих занятий или хотя бы место своего проживания молодой человек не упомянул. И теперь, когда незваный знакомец оказался от неё совсем близко, девушка поняла: никакой он не студент! Господину Левшину наверняка уже стукнуло тридцать, да и все его повадки показывали: если ему и довелось носить университетский мундир, то было это уже давно. Что-то опасное и холодное, как остро отточенная бритва, присутствовало во всём его облике.

Зина крепко прижала к бокам локти – всеми силами стараясь увеличить расстояние между собой и господином Левшиным. Однако губы она сумела растянуть в улыбке:

– Рада знакомству! Вы ожидаете прихода следующего поезда? Встречаете кого-то?

Андрей Иванович Левшин издал смешок:

– Да, собственно говоря, я уже встретил сегодня всех, кого намеревался. – Глаза его – светло-карие, выражавшие некий затаённый намёк – так и впились при этих словах в Зинино лицо.

Девушка подумала: за окошком телеграфа наверняка сидит работник. Если прямо сейчас вскочить с места и побежать к нему, вряд ли господин Левшин кинется её догонять. Но вместо этого она прижалась к спинке деревянной скамьи и выговорила – прилагая неимоверные усилия, чтобы не позволить своему голосу задрожать:

– Тогда, вероятно, вы решили здесь подождать, пока прекратится дождь?

– Сказать по правде, я решил подождать, не выпадет ли мне возможность побеседовать с вами, дорогая Зинаида Александровна. – И он ещё придвинулся к ней, так, что рукав его чёрного сюртука соприкоснулся с её белым кисейным платьем.

Зина подумала: убежать она не сможет, у неё слишком сильно дрожат колени. Однако оставалась ещё надежда позвать на помощь – телеграфист почти наверняка услышал бы её. И она уже набрала в грудь побольше воздуху, собираясь не просто закричать – завопить во всё горло. А если господин Левшин вознамерится зажать ей рот ладонью, так она не постесняется – вцепится ему в руку зубами. И неважно, что барышням из приличных семей так себя вести не пристало!

Но тут в зале ожидания послышался другой звук – совсем не крик. От дверей станции, которые так и оставались распахнутыми, донёсся перестук копыт, и с лёгким плеском прокатились по лужам колёса подъезжавшего экипажа.

19 (31) августа 1872 года. Суббота

Двухколёсный экипаж-ландолет, запряжённый парой гнедых лошадей, ехал с поднятым тентом. И Зина решила: её бабушка самолично прибыла на станцию, чтобы встретить её. С этой мыслью девушка поднялась со скамьи, но, вопреки первоначальному намерению, не поспешила выйти на станционное крыльцо, возле которого остановился модный экипаж, блестевший бордовым лаком. И дело было даже не в том, что она испугалась бросить свои вещи на сомнительного господина Левшина.

Зина ощутила болезненное давление в области рёбер и даже слегка прикусила изнутри щёку, чтобы сдержать тяжёлый вздох. Только теперь дочка протоиерея поняла, до какой степени пугала её предстоящая встреча с бабушкой Варварой Михайловной, которую она совсем не знала. Родители упоминали о том, что, когда Зине было три года, они вместе с ней посещали Медвежий Ручей. Однако от той поездки у неё остались только бессвязные обрывки воспоминаний, может, и вовсе – воображаемых.

И Зина облегчённо перевела дух, когда сквозь распахнутые станционные двери увидела: в ландолете прибыл один только кучер, сразу же соскочивший на землю. Его серый летний армяк потемнел от дождя, и вода текла по околышу его картуза, по слипшимся в сосульки чёрным волосам и по густой бороде, которой мужик зарос, что называется, по самые глаза.