Потеря связи, стертые базы данных?

Как это сможет его остановить?

«Пойми наконец, что нет на земле такого места, где бы тебя не достала корпорация».

Если Мария нашла лазейку, то Дэрил тоже должен был знать, что возможность существует. Так кто из них лжет и почему я думаю об этом только сейчас?

Ответ приходит неожиданно быстро. Сначала вертолет резко меняет траекторию, меня бросает из стороны в сторону, ремни безопасности врезаются в тело. Затем я вижу огненные вспышки, со скоростью света удаляющиеся от острова.

«Что бы твоя мать тебе ни пообещала, она не сдержит слово. Из “Улья” нельзя уйти».

Еще один стремительный маневр, и я повисаю на чертовых ремнях, как тряпичная кукла. Грохот, хлопок, рыжее зарево за стеклами иллюминаторов.

«Дьявол умеет искушать. Предавший один раз будет делать это снова и снова…»

Второй хлопок, разлетающиеся обломки и черный дым. Третий взрыв, четвертый. Вертолет кидает в воздухе, как щепку. Скрежет, свист, чей‑то отчаянный крик. Кажется, мой. Я еще дышу, обреченно понимая, что проживаю последние секунды. И судя по творящемуся снаружи аду, ни один из семи вертолетов не покинет воздушное пространство проклятого острова. Мы все здесь умрем. Я не начну жизнь с чистого листа, а Дэрил не возглавит «Улей» и не узнает, как в двух шагах от смерти я отказалась от него, выбрав свободу, в которую он никогда не верил.

Никаких правил нет. Из «Улья» нельзя уйти. Дэрил всегда был прав. Только он один по‑настоящему хотел меня спасти… и проиграл. Мы оба сегодня проиграли.

Закрыв глаза, я кусаю щеки изнутри и думаю о… Сэнди, личной пчелке господина Мина. Мы никогда не встречались, я не имею ни малейшего представления, как она выглядела, но почему‑то за мгновение до смерти думаю именно о ней. Точнее, о том, что не только заняла соту этой несчастной пчелки, но и практически повторяю ее трагическую судьбу.

«Яхта, на которой она пыталась уплыть с острова, затонула в десяти километрах от него. Ровно двенадцать минут Сэнди верила, что господин Мин и правда ее отпустил…»

Ровно двенадцать минут. У меня в распоряжении оказалось немногим больше. И ко дну на корм акулам пойдет не подорванная яхта, а транспортно‑боевой вертолет, с которого предусмотрительно убрали вооружение, ни оставив нам ни малейшего шанса отразить удар.

И пока мой мозг бьется в агонии и отрицании, в памяти одна за другой пролетают отдельные мамины фразы, за которыми скрывался истинный смысл. Я не уловила его, упустила, позволила себя обмануть, едва услышав заветное слово «свобода».

«Скажи, ты хочешь уйти?»

«Посмотри на меня сейчас и прими правильное решение».

«Если останешься, то рано или поздно превратишься в меня».

«Таким, как мы, нельзя размножаться. Не в этом мире, где каждый из нас в любой момент может стать мишенью…»

«Ты моя дочь, поэтому я дам тебе выбор, который не дали мне…»

Твое великодушие не знает границ, мама.

Но у нас с тобой кардинально разные представления о свободе.

Оглохнув от взрывов и ослепнув от наполнившего салон едкого густого дыма, я откидываю голову назад и смеюсь пересохшим горлом, пока отравленное ядовитыми газами сознание не начинает медленно гаснуть. Вертолет сотрясает ударной волной, кренит и непреодолимой силой тащит вниз.

«Дьявол умеет искушать… и взамен потребует как минимум душу».

Теперь ты наигралась, мама?

22. Глава 21

Кутаясь в белое теплое пальто с натуральной опушкой, Мария бесстрастно наблюдает за молодым военным, суетливо отпирающим тяжелый замок на металлической двери. Симпатичный солдат заметно нервничает и только с третьей попытки вставляет ключ в личину. Мария равнодушно отмечает сей факт, не задумываясь о возможных причинах повышенной нервозности своего сопровождающего. Она давно привыкла к подобным реакциям окружающих. Многие люди, встречаясь с Марией взглядом, испытывают сильнейший дискомфорт и острое желание как можно быстрее прервать зрительный контакт.