Что удивительно, уходя, Игнат не забрал ничего, кроме своих вещей. Ну, шкаф, допустим, он бы не вынес, а вот почему оставил любимую кружку, гантели и дорогущий виски, для меня так и осталось вопросом.

Во дворе уже выхаживал молодой папаша с коляской из первого подъезда. Во сколько же он встал, что уже наматывает километры, выгуливая ребёнка? Вот к нему выскочила жена, вся дёрганная, нервная, растрёпанная. Сунула в руки мужу термостакан, а в коляску плед и повелительно махнула в сторону лесопарка. Мужчина кивнул и послушно потопал на выход, здороваясь по пути с собачниками.

Сигнал о готовности кофе вывел меня из состояния медитативного наблюдения за жизнью двора. На душе было муторно и неспокойно. Я знала своё такое состояние, когда достаточно одного косого взгляда бывшего или собственной печальной мысли, чтобы разреветься и уйти в мини-депрессию, раздумывая над бессмысленностью бытия. Игнат в такие моменты или психовал, или принимался закручивать мне гайки, пока резьба не сорвётся. Я злилась на него, на его чёрствость, пыталась держаться в спокойном состоянии изо всех сил.

А потом мне психолог объяснила, что это защитная реакция психики на стресс. Если сил терпеть нет, надо сесть и поплакать, а не сдерживаться до того момента, когда критическая масса перевалит допустимую отметку. Я теперь, прекрасно чувствуя приближение напряжения, устраивала себе «головомойку». То есть садилась в тишине и покое и принималась вспоминать о прошлом, о детстве, о тех моментах, которые заставляли меня плакать. Я жалела себя, ревела, но с каждым разом становилось легче. Как будто со слезами выходил гной с души, накопленный годами моего молчания.

Самое главное не застрять в этом состоянии саможаления и не злоупотреблять «головомойкой». Иначе пропадёт терапевтический эффект.

Я принялась за завтрак, всё ещё рассуждая, заняться чем-то полезным или всё-таки поплакать, когда на экране телефона отразился неизвестный номер.

— Алло, — ответила, ожидая услышать про очередную акцию на профессиональную чистку зубов или условия сверхвыгодного кредита.

— Привет, конфетка.

Я тяжело вздохнула и отключилась. Разговаривать с Алексеем не было никакого желания. Кинула номер в блок. Но это меня не спасёт. Ведь всё уже говорено-переговорено. И вчера он видел меня с Глебом. Не мог не понять, что всё, баста, карапузики. И зачем, спрашивается, звонит? Может, стоило узнать, зачем?

Я подошла к окну и удовлетворённо хмыкнула. Вот и ответ на вопрос «Зачем?». Лёха стоял позади пристройки, в которой жители оставляли велосипеды, санки и лыжи, и, оглядываясь по сторонам, менял симки в телефоне. Мне было отлично видно его манёвры и нервные взгляды по сторонам. Опять шхерился от жены, чтобы мне позвонить? Небось мусор относил или за хлебом бегал, а теперь за пять минут свободы от жены хочет получить удовольствие.

И как я раньше не замечала его пряток? Ведь всё было понятно, если присмотреться. И его просьбы не звонить по вечерам, а то мама пожилая отдыхает. И разговоры под шум воды. И странные недельные промежутки между нашими встречами.

Игнат давно не прятался, действовал нагло, но тонко. Поэтому я и не заподозрила даже, что Лёша меня обманывает, выкручивается, увиливает. А потом, после того, как я узнала, что он женат, меня уже не интересовала моральная сторона вопроса.

Лёша за время моих размышлений поменял место дислокации, перешёл в дальний угол двора. Я, прихватив кружку с кофе, отправилась на балкон. Обзор был здесь значительно лучше: весь двор как на ладони и даже часть подъездной дороги.