– А сам-то ты давно стал мусульманином? – глянула в корень Вера Ивановна.

– Полгода, – ответил Али-Анжил. – Чуть больше. Ну, и что?

Над столом нависло молчание. Не то, чтобы тревожное, не то, чтобы стеснительное. Нет. Такое… Какое-то…

Просто всем сидящим требовалось обдумать слова Али-Анжила. Молчание снова прервала Вера Ивановна.

– Ладно, – кивнула она. – Про мусульманство мы поняли. А что ты вообще… по жизни делаешь? Работаешь, учишься?

– Выучился уже, – ответил Али-Анжил. – Электротехнический техникум закончил. Электрик я.

– Где работаешь? – поинтересовался Коля.

Али-Анжил отвечал как-то «с оттяжкой». Славно бы раздумывал: отвечать, не отвечать. Что отвечать и зачем.

Вера Ивановна поглядела на Али-Анжила ещё раз и вдруг подумала о том, что ей, почему-то, до рези в глазах хочется читать Иисусову молитву.

«Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешную!» – начала она. Про себя.

Не являлась скромная учительница продвинутой в делах духовных. Прочла молитву несколько раз и быстро сбилась. Тут ещё и завтрак продолжался, проводница сновала туда-сюда, пассажиры двигались по проходу. Превратилась её молитва Иисусова в один вздох: «Господи помилуй!»

Но вздох этот не покидал пожилой учительницы. И на том спасибо…

– Работаешь где? – переспросил Коля.

– Не работаю… пока, – с трудом выговорил Али-Анжил. – Поработал немного на стройке, электрику тянул. Платят копейки. Ну, типа. Да ещё обсчитали.

– Да, платят нашему брату неважнецки. Не любит хозяин платить, – согласился Коля. – Развели капитализм. А что, на заработки?

– Ага, на заработки, – вроде бы как даже обрадовался Али-Анжил. – Говорят, в Москве много платят. Если найти место. Аты?

– И я… на заработки… – прохрипел Коля.

Вера Ивановна вздохнула про себя: «Господи, помилуй»! Она, пожилая учительница, очень ясно видела, что Али-Анжил, скорее всего, врёт. Врёт и Коля.

Уж что-что, а враньё она чуяла за километр. Сколько наслушалась она от учеников умопомрачительных историй, в которых присутствовало враньё полное, враньё наполовину, на треть и на полный набор всевозможных частей.

Учительский и житейский опыт также подсказывал Вере Ивановне, что иногда не следует подавать виду, что ты разглядел где-то прямое или косвенное враньё. Мало ли, почему люди врут. Надо будет – всё проявится.

Завтрак подходил к концу. Студент уже дважды сбегал за чаем и откупорил коробочку с бабушкиным печеньем:

– Угощайтесь! Бабушка сама пекла!

– Дай Бог здоровья твоей бабушке, – Вера Ивановна взяла печенье. – Вкусно!

Коля тоже съел одно. Забытый вкус детства растаял на языке, словно его и не было. Мираж. То ли вкуса не было, то ли детства.

Али-Анжил отказался от угощения. Саня упаковал остатки печенья в мешок:

– Пригодится ещё. В общаге ничего не пропадёт. Полезу, поваляюсь часок. Почитаю. Вот, книженцию какую-то с собой захватил!

– Покажи, – поинтересовалась Вера Ивановна.

– Да вот…

– И ты туда же, – вздохнула Вера Ивановна, взглянув на фамилию автора. – Я думала, она (автор книги, Ф.И.О.), уже из моды вышла. Вот поверь мне – я прочла одну её книжечку и больше – не смогла. Секс, воровство, убийство. Ужас. Беда.

– Да ну, развлечение просто, – не согласился Саня. – Вы как-то слишком серьёзно!

– Жизнь гяура, – тихо, как бы про себя, произнёс Али-Анжил[8].

– Что? – переспросил Саня, забирая детектив из рук учительницы.

– Ничего, – ответил Али-Анжил. – Сам не понимаешь, как ты живёшь.

– Пойду-ка я, покурю, – поднялся Коля. – Как я понимаю, компании у меня нет?

– Не курю. Курить вредно! – улыбнулся с верхней полки Саня.