– Я уже не Матвейка, меня в школе зовут Мати.

– Ну, Мати, так Мати, тоже звучит. Мати Линецкий – красиво, представительно и солидно.

Ещё перед выездом Лиля поменяла сыну фамилию. Папа, обычно сдержанный, настоял на этом.

– Чтобы духу его не было! – процедил он сквозь зубы, и Лиля поняла: он никогда не простит зятя.

Сосед пристроил папу на работу в типографию, и он необыкновенно этим гордился.

– До пенсии ещё поработаем, нечего дома сидеть. Деньги лишними не бывают.

Этот же сосед пригласил папу в синагогу и вскоре эти посещения стали регулярными. Папа ни на чем не настаивал, но как-то само собой получилось, что в пятницу стали зажигать шабатние свечи. Это было ново, красиво, празднично и никто не был против.

Лиля подрабатывала и планировала поступление в колледж, чтобы получить право преподавания в школе. Но уже через несколько месяцев папа вернулся из синагоги сияющий.

– Вот, Шимон, вот человек, а ведь я даже и не просил, так, немного намекнул. Готовься, доча, народ поднялся, летит огромное количество и почти все – без иврита. С педагогами напряженно. В общем, Шимон навел справки, попросил кого надо. Тебе надо будет закончить трехмесячный курс и будешь преподавать иврит вновь прибывшим.

– Я?

– Ты, ты. А кто два года занимался, не поднимая головы? Шимон с тобой общался, он уверен, что ты справишься.

На курсе она занималась с израильтянами, иврит там не учили, акцент был на методику преподавания. Было совсем непросто, но Лиля почувствовала, как быстро, просто на глазах вырос ее уровень.

В июле отметили бар-мицву Мати, в той синагоге, в которую ходили Шимон и папа, и это было необыкновенно торжественно и волнительно.

На Рош а шана Шимон пригласил их в гости к сыну. Такой замечательный обычай – показать новым репатриантам, как принято отмечать праздники.

Частный дом, столы, накрытые во дворе. Белые скатерти и красивая посуда. Народу было много: и семья, и друзья. Весело и шумно. Много детей в белых рубашечках и нарядных белых платьях. Маленькие принцы и принцессы с тщательно расчесанными кудрями. Родители, спокойно воспринимающие этот балаган и шум, не делающие детям замечаний и полностью довольные жизнью.

Лиля не запомнила никого на этой вечеринке, но через пару недель к ним заглянул Шимон.

– Лили, дорогая, найдёшь пару минут поговорить?

Они вышли во дворик и Шимон начал издалека. Он похвалил их семью, отметив, как они замечательно вписались в новую жизнь. Как довольны на работе папой, какая хозяйка Фая, какой смышленый Мати и к тому же – красавчик. И она, такая молодец, приехала с ивритом и не должна зарабатывать на уборках.

– Запомни, милая, уроки иврита в этой стране – это всегда актуально. Народ ехал, едет и ехать будет. Такая у нас страна – земля обетованная. Без работы не останешься, обещаю. Да и на частных уроках всегда сможешь подзаработать. Осталось тебе только личную жизнь устроить.

Лиля настороженно молчала.

– Есть тут один мужчина, у сына был на празднике, обратил на тебя внимание и хочет познакомиться. Вот я и подумал – а что не попробовать. Телефон давать не стал, пообещал сначала у тебя спросить. Он из ваших, даже по-русски говорит немного. Вроде, родители его из Вильно. А он, по-моему, уже здесь родился. Устроенный, солидный. Интересный. Но что это я его расхваливаю, сама увидишь. Не пожалеешь, мне кажется. А нет, так нет. Без обид.

Он позвонил на следующий день, и она улыбалась, слушая, как он старается вести беседу на русском – с диким акцентом и несуразными окончаниями слов.

– Я могу говорить на иврите, если вам сложно.