“Алые губы, белая грундь,
Милая Лиля, меня не забудь. “
Нет, ничего такого Веник не писал, это не проскальзывало даже между строк. Такие себе письма – “записки путешественника”. Факты, расцвеченные восторгами от Италии. Описание Рима и тут же – подробный отчет о продажах: о том, как хорошо идут мелочи, типа гжели и хохломы, а вот фоторужье пока продать не удается – цену дают намного меньше, чем он ожидал.
Она читала его письма вслух вечерами, мама качала головой, а отец усмехался презрительно:
– Коммивояжер. А вроде ты, доча, за химика выходила замуж.
– Алик, перестань, там все торгуют, выживать надо как-то. Мы должны бога благодарить, что Лиля с ребенком не поехали. С больным малышом столько нервов и забот и это дома, а если в дороге? И неизвестно, сколько они там в этой Италии просидят.
– Права, Фаечка, все – к добру. И что бы не случалось, жизнь мудрее нас, она вывезет, а сопротивляться – это все равно, что против течения плыть. Прорвемся.
Эту папину фразу Лиля слышала с детства и не раз убеждалась в ее справедливости.
Все шло своим чередом: справили Новый год, выздоровел Матвейка, Лиля вернулась на работу. Взяли няню – маму той Лили, которая сшила ей платье на свадебный вечер. Мария Ивановна приходила к ним домой и прекрасно справлялась с малышом.
Здесь, в своем доме, в своем дворе, среди соседей, знакомых с детства, Лиля чувствовала себя защищенной. До весны пусть ребенок сидит дома, а не цепляет всевозможные инфекции, которых полно зимой в их огромном городе. Навела справки для перевода сына в новый детский садик, поставила на учет в поликлиннику. Все проблемы решались одна за другой, без спешки и напряжения. Она ежесекундно ощущала поддержку родителей и вспоминала фразу Лоры: “они у тебя такие…” Да, такие. Преданные и любящие, на которых всегда можно положиться, превращающие все проблемы в нечто совсем незначительное. И это, наверное, нормально в семье, где живет фея. Прозвище, данное маме папой, прижилось, а Матвей, который после болезни стал говорить намного лучше и чище, так и называл ее “баба Фея”. Мама таяла от счастья. Лилю он звал ее домашним именем “Лика”, к деду обращался “Дедалик”, а свою няню называл Машаня.
Лиля иногда спрашивала сама себя: скучает ли она по мужу? И не могла однозначно ответить на этот вопрос. Сказать “да” было бы неправдой, сказать “нет” – обличить себя в какой-то душевной неполноценности. Но уж слишком скоропалительным был их брак, слишком сильно изменился Веня после рождения сына, слишком частыми стали его поездки к матери и ночевки у нее.
Для него это был “приемлемый вариант” – разумный и практичный. И только сейчас, по прошествии двух с лишним лет, Лиля начала понимать, что эта идея с отъездом родилась именно тогда. Они сидели вечерами за чаем из этого изысканного сервиза – пузатый чайник, синие чашечки с золотым ободком – и вынашивали, обсуждали, перебирали варианты, не считая нужным посвящать её в свои планы. А еще она поняла, что есть в жизни ситуации, когда расчет, практичность и здравый смысл становятся совершенно не важными, а наоборот – могут разрушить все самое светлое и хорошее. Что есть вещи незыблемые, устоявшиеся веками.
“Муж и жена – одна сатана”.
“ Да прилепится жена к мужу своему “ – все эти крылатые фразы были из одной оперы, а суть их была проста: даже самая любимая и замечательная мама не может, нет – не должна – занимать главное место в жизни мужчины.
У них получилось по-другому. Почему? Потому, что не протестовала и молчала? Предоставила Вене возможность жить на два дома, основываясь на логике и здравом смысле. И вот, сегодня, она должна витиевато отвечать на вопросы Матюши : “А где мой папа? На работе?”