Мужчина посмеивается и оттягивает меня в сторону, пятясь к стене, подальше от двигающихся на канатах диванов. Наклоняется к моему лицу, слишком близко, согревая дыханием, и еле слышно шепчет:

– Ты очаровательна даже в своей неуклюжести, Аглая. Особенно, в ней.

У меня шумит в ушах. Сердце, кажется, сейчас просто вырвется из груди и пустится в пляс. Лютаев стремительно сокращает расстояние между нами, и я стреляю глазами по сторонам, пытаясь запомнить получше место нашего первого поцелуя. То, что именно он произойдёт дальше, не оставляет у меня никаких сомнений. Я точно знаю это. Предчувствую.

Но в это же мгновение я натыкаюсь взглядом на Бориса с Ниной, которые стоят с лыжами в ожидании свободного дивана подъёмника и с любопытством смотрят на нас с Лютаевым.

«А Тихоня целовалась с твоим отцом!» – такой будет первая новость для Милены, едва мы все встретимся в ресторане на вершине. Подруга разочарованно посмотрит на меня и никогда не простит за связь с её любимым папочкой. По универу пойдут слухи, и больше некому будет меня от них защитить и уберечь. Миленку поддержат все, и оставшиеся годы обучения превратятся для меня в сущий ад. Уж я то знаю, как это бывает! Я уже проходила этот позор. Но тогда со мной была Милена, которая одним взглядом гасила любые вопросы и подколки. И мне прекрасно известно, что она может сделать со своим противником. Уроет и закопает. Никому лучше не вставать на пути Милены Лютаевой, это всем известно. И мне, пожалуй, лучше всего.

– Я замёрзла, – говорю Лютаеву. Он с удивлением и небольшим разочарованием смотрит на меня, и я повторяю: – Я замёрзла. Думаю, прогулка, в таком случае, не очень хорошая идея.

Илья Александрович хмурится. Проводит ладонями по моим рукам вниз и вверх, словно разгоняя кровь, и тихо отвечает:

– Да, в таком случае,нам лучше подняться обратно. Выдержишь ещё немного приключений или поищем где погреться здесь?

– Нет, давайте возвращаться, – торопливо прошу у него. Думаю, нам не стоит усугублять положение ещё больше прогулкой наедине!

– Хорошо, – кивает мужчина. – Будет по твоему.

Он аккуратно берёт меня под локоток и тащит в конец очереди на подъём. Конечно, он замечает стоящих чуть впереди нас друзей Милены и словно сразу догадывается о причинах перемен в моём поведении. Но никак не комментирует. Лишь будто испытывает облегчение. Ну это же глупость, да? Снова я надумываю невозможное!

Когда мы устраиваемся на диванчике, я даже не успеваю вспомнить о своём страхе. Всё, что меня интересует, это что расскажут Борька и Нинка Милке. Расскажут ли о встрече, о том, как выглядело со стороны наше тесное общение с Лютаевым? Поняли ли они, что между нами чуть не случился настоящий поцелуй?

Я ничего не могу с собой поделать, когда то и дело прослеживаю взглядом Нину и Бориса, сидящих через два сиденья от нас. И это не ускользает от взгляда моего спутника.

– Ты из-за них напряглась? – спрашивает Лютаев, накрывая мои пальцы ладонью. Он сжимает их, согревая в своей руке, пока в его глазах бушует лёд.

Я ничего не отвечаю. Даже если бы знала, как объяснить, не думаю, что решилась бы браться за такие объяснения.

Остаток поездки проходит в молчании. Лютаев постукивает по своему колену подушечками пальцев, а я смотрю на эти идеальные длинные пальцы и представляю, как он очерчивает ими плавные изгибы моего тела, как проводит вдоль тонких позвонков, как смыкает на вершинах груди… Вот же идиотка! Разве должна думать о таком?

От разрывающих изнутри чувств я даже выбираюсь вперёд Лютаева, едва мы подъезжаем к верхней станции, и с грацией бегемота иду напролом сквозь толпу.