– Не буду я тебя, овцу, слушать, – взвизгнула Катя и едва не уронила крышку рояля себе на пальцы. Подхватила. Скривилась в сторону Маши, словно та была крысой с помойки.

Ар-ристократка!

Этого Маша уже не вынесла. Все мирные намерения испарились.

– Конечно, чего тебе меня слушать! – заорала Маша, уперев руку в бок и шагнув к королевишне. – Ты же стра-даешь! Сначала доведешь отца до нервного срыва – а потом страдать! Ах, как тебя обидели! Ах, бедненькая! А пока ты тут страдаешь за «Бехштейном», нам твоего отца вытаскивай!

– Ты… Да что ты…

– Это не я что, это ты – что! Ты трубку бросаешь, а он психует, между прочим. Ты вообще представляешь что Артур творит с психу? Или тебе неинтересно, обиделась – и хоть трава не расти?!

– Что? – зеленая мегерка вскочила из-за рояля. Ага! Проняло!!! – Да ты…

– Именно я, а не ты. Я с ним рядом, когда ему нужна ты. Дура зеленая.

– Не нужна я ему, – злобно сжала кулаки обиженная мегера.

– А ты спрашивала? Ты хоть поинтересовалась, каково ему, а? У меня даже видео есть. Показать? Или стыдно?

– Не надо мне твоих видео… – на тон ниже возразило зеленое и несчастное.

– Кто б сомневался, – хмыкнула Маша. – А я сняла. После концерта, на который ты не пришла. Он тебя ждал. Бегал смотреть, не пришла ли его доченька любимая… Ты хоть представляешь, как он тебя ждал и что с ним потом было?

Катя молча смотрела на нее с нечитаемым выражением лица. Маша даже погордилась собой – что проняло. Но недолго. Через пару секунд зеленое чудо-юдо опомнилось, в Машу испуганными черно-белыми птицами полетели нотные листы.

– Да какое твое собачье дело, ты!.. – заорала Катя так, что стекла едва не посыпались.

– Достала! – взбеленилась и Маша

Они замерли на мгновение, вперив друг в друга взгляды, в которых сверкали молнии, готовые вцепиться в волосы…

Позорную драку предотвратил звук открывающейся двери и голос Катиной мамы:

– Девочки, я принесла вам…

Мгновение – и они обе оказались за роялем. Рядышком. Не сговариваясь. Катя заиграла что-то весьма неклассическое, нервное и такое классное, что сразу захотелось дрыгаться в такт и подпевать. Маша тут же навострила уши.

– У вас тут все хорошо? – в темных глазах Анны плескалось беспокойство.

Не такая уж хорошая звукоизоляция, подумалось Маше.

– Конечно, – с улыбкой отозвалась она, глядя на Анну честными-честными глазами.

– Конечно, – с теми же интонациями и синхронно с ней сказала Катя.

Прямо девочки-синички. За рояльчиком. На одной табуреточке. Только зеленая шевелюра Кати не вписывается.

– Чай и сладости, – кивнула хозяйка дома на поднос, старательно не обращая внимания на валяющиеся на полу ноты.

– Спасибо огромное, – улыбнулись ей оба юных дарования.

Анна оглядела комнату, с сочувствием посмотрела на валяющуюся на диванчике гитару, хотела сказать что-то еще, но сдержалась и вышла.

Тихо и плотно затворилась дверь, отсекая девчонок от остального мира. Катя снова заиграла что-то незнакомое, печально-пронзительное. Не обращая внимания на Машу, даже умудряясь почти не пихать ее локтем.

А Маша только вздохнула: вот как маме удается со всеми договариваться? И почему маму слушаются? Но не подключать же ее. И не хочется признавать свое поражение, и планы все насмарку пойдут.

– У тебя хотя бы в этот год яблоки не по счету были, – вырвалось у нее. Как-то очень тихо.

– А при чем тут яблоки? – не поняла Катя, но играть прекратила. Руки замерли на рояле.

– От нас тоже папа ушел. В этот же год. И знаешь, мне есть с чем сравнивать.

– И как тебе ощущения? – злобно выдохнула Катя.

– Отстой, – устало и почти равнодушно сказала Маша. Возвращаться и переживать все по новой совсем-совсем не хотелось. Но поздно – горечь с обидой уже нахлынули, делая ее маленькой и беспомощной девочкой. Не нужной любимому папе.