– Что это было? – прошептала она.

Ответа не было. Только тишина. Но теперь она звенела, как колокол под водой. Она встала. Подошла к умывальнику. Смыла кровь. Вода потемнела, стала густой. Как чернила. Или масляная краска. Или сгущённая тень. В стекле раковины мелькнуло лицо. Не её. Или её, но не сейчас. Вернувшись к столу, она увидела: ни крови, ни буквы. Только тень. В углу. Едва различимая. Как ожог на холсте. Как память. Тишина стала плотной. Как дым перед вспышкой. Алиса села снова. Закрыла глаза. Но увидела не тьму – огонь. Пульсирующий. Тянущийся к ней. Как будто кто-то внутри неё ждал. Ждал сигнала. Ждал касания. На запястье – новый жар. Узор менялся. Из буквы "М" расползались линии. Как змеи. Они сцепились хвостами. Петля. Бесконечность. Круг, который нельзя разорвать. И она знала: это не финал. Это первый знак. Первый ход. В игре, чьи правила она почти вспомнила. Почти. Но этого уже хватало, чтобы начался пожар. Тишина в мастерской изменилась. Она больше не была просто отсутствием звука – теперь это было что-то живое, настороженное. Будто тени в углах затаились, прислушиваясь. Алиса стояла посреди комнаты, между холстом и зеркалом, между прошлым и тем, что только начинало вылезать наружу. Её пальцы медленно расправили бархатный свёрток, оставленный Дэмиеном. Ткань казалась слишком тяжёлой, как будто внутри была не картина – а сердце. Или капкан. Свёрток раскрылся, как рана. Картина внутри дрожала, несмотря на неподвижный воздух. Женщина на фоне пламени – почти без лица. Черты размыты, словно их вытерли пальцами, но оставили злой след. Тень за её спиной напоминала что-то большее, чем огонь. Что-то, что шептало. В углу холста – подпись. «V.L. 2009». Угольный штрих, уверенный. Как выстрел. Алиса не выругалась. Не вскрикнула. Она просто встала, не дыша. И позволила воспоминанию ударить. Пожар. Виктория. Крик, которого никто не слышал. Тело в пламени. И потом – ничто. Только этот запах. Гари. Серы. Пластика и волос. Она тронула трещину на холсте. Пальцы стали чёрными. Сажа. И что-то блестящее – как металлический порошок. Пепел с вкраплениями костяной пыли. Алхимия. Или ритуал.

– Ты не сгорела, – её голос был ровным. Почти заботливым. – Или не до конца.

За спиной заскрипел пол. Никого. Но кто-то был. Где-то между пятнами света и отблесками прошлого. На полу, у самой двери, появилась капля. Красноватая. Пульсирующая. Кровь? Краска? Или чернила, которыми подделывают подписи? Алиса потянулась к подоконнику. Открыла коробок спичек. Пальцы дрожали. Не от страха. От узнавания. Жар был знаком. Дверь снова распахнулась – рывком, как будто кто-то ударил в неё изнутри. Кисти в банке зазвенели. Одна упала. След на полу – в форме трезубца. Символ галереи Рейнольдса. И змеи, впившейся в него кольцом. Алиса выругалась. Шепотом. На языке, которым уже не пользовалась. Зеркало. Трещины – как сеть, раскинувшаяся по поверхности. В одной из них – глаз. Только на секунду. Глаз, в котором отражалась её собственная тень. Но чужая. Длиннее. Темнее. Она не двигалась синхронно. И тень тянулась к картине.

– Она ждёт, – сказала Алиса, но голос был не её. Слова вышли изнутри. Или из зеркала.

Свёрток на столе шевельнулся. Не физически. Энергетически. Как сердце под кожей. На поверхности ткани проступил узор. Буква – «М». Но больше. Змеиный завиток. Восьмёрка. Петля. Символ бесконечности. Или тюрьмы. Алиса натянула перчатки. Белые. Хирургические. Не потому что боялась испачкаться. Потому что кто-то должен был разрезать эту рану аккуратно. Без крови. Она встала, спички – в кулаке. Алиса сжала спички так, что сера впилась в ладонь. Боль была ясной. Чёткой. Настоящей.