– Сегодня ты просто реставратор, – шепнула она. – Не свидетель. Не сосуд.

Стук кисти по холсту вернул её в рутину. Раствор. Лупа. Мазок. Ещё один. Только не думать. Не видеть. Мадонна на холсте внезапно моргнула. Не глазами – всем лицом. Будто краска на секунду стала кожей. Алиса отпрянула. Посмотрела снова. Всё было на месте. Но в ореоле – крошечная трещина. В форме буквы "М". Та самая, что пульсировала у неё на запястье.

Она сглотнула. Снова наклонилась. Лупа увеличивала микротрещины, как шрамы. Она знала эти трещины. По памяти. По запаху. И вдруг – удар. Дверь архива взорвалась внутрь, как будто невидимый кулак ударил по ней из темноты. Полки с книгами ахнули в ответ. Кисть выскользнула из её руки, и капля краски брызнула на запястье.

Пятно – густое, тёмное. Как ожог. Или клеймо.

Алиса вскочила. Сердце застучало где-то в горле. У двери – никого. Только еле заметное движение тени у самого пола. Сквозняк? Нет. Воздух не шевелился. Она захлопнула дверь. Осталась стоять. Прислушивалась. Тишина. Натянутая, как струна перед ударом смычка. В зеркале на стене – её отражение. Но глаза… не её. Темнее. Старше. В них кто-то был. Свет мигнул. Один раз. Второй. Лампочка качнулась. Алиса щёлкнула выключателем, оставив настольную лампу. Жёлтый круг света обнял её стол. Всё остальное – поглотила темнота. Тень у двери дрогнула. Пульс участился. Воздух сгустился. Узор под свитером зашевелился. Как будто кто-то проводил пальцем по коже изнутри.

И тут – звонок. Один удар. Ровный. Точный. Как выстрел в храме.

Звонок стих. Тишина стала густой, как дым перед вспышкой. Алиса поняла: это не дверь открылась. Это захлопнулась ловушка. Дверная ручка повернулась без стука. Слишком медленно, будто кто-то проверял: не заперто ли? Алиса оторвалась от холста, вскинула взгляд. Вдох – короткий, как перед прыжком в холодную воду. Пальцы замерли над краской. Кончики – ледяные. Дверь распахнулась. Не резко – с холодной уверенностью. Как будто за ней не человек, а приговор. Он вошёл без приглашения. Словно знал: место уже принадлежит ему. Рост выше среднего. Тёмное пальто, строгое, как монашеская ряса. Костюм серого цвета, безукоризненный. И трость – из чёрного дерева, с набалдашником в виде змеиной головы. Её глаза были двумя крошечными рубинами, которые следили за Алисой, куда бы она ни двинулась. На лакированных ботинках не было даже пыли. Почти. Левый ботинок был чуть темнее – как будто он наступил в что-то липкое по дороге. Кровь? Краска? Или чернила, которыми подделывают подписи? Но больше всего – глаза. Серые, как сталь. Холодные, но не мёртвые. В них что-то двигалось. Не страх, не злость. Сила, привыкшая быть запертым зверем.

– Алиса Вальтер? – голос, как стекло, натянутое над пропастью.

Она не ответила сразу. Взгляд – в зеркало на стене. Его отражение не дрожало, не искажалось. И даже свет не смел исказить линии его силуэта.

– Смотря кто спрашивает.

Он шагнул внутрь. Медленно. Уверенно. Как хирург перед разрезом. За ним осталась лёгкая дорожка влаги на каменном полу – с улицы шёл дождь. Он не стряхивал капли. Не замечал. Или не считал нужным.

– Дэмиен Рейнольдс. Антиквар. Исследую наследие, которое предпочло быть забытым. – Он говорил чётко, как будто репетировал. – И, боюсь, у нас с вами пересекаются интересы. Он подошёл к рабочему столу. Осторожно положил на него длинный свёрток. Его пальцы на секунду задержались на ткани – будто проверяли, не обожжёт ли её прикосновение. Ткань – бархат, чёрный, с алой нитью, перевязанной в идеальный узел. Сургучная печать – трезубец, обвитый змеёй.