– Вон туда, – прошептал Дэмиен.

Он тянул её влево, к узкому коридору за колоннами. Она не сопротивлялась. Только оглядывалась, вцепившись в его руку так, что пальцы побелели. Её кожа на запястье горела, как будто узор, оставшийся там, был выжжен изнутри.

Дым повис под потолком. Красный. Не от жара – от злости. Как если бы сама комната злилась, что их упускают.

Где-то грохнуло. Пол треснул. Пыль хлынула в лицо. Алиса упала. Колено ударилось о пол – боль ударила в виски, но было не до слёз. Пепел под кожей зашипел, как на раскалённой сковороде.

– Поднимайся, – голос Дэмиена – всё тот же: спокоен, неуместно ровен. Глаза его были пусты, будто он читал инструкцию, написанную на стене дымом. – Она рядом.

Алиса поднялась. Пошатнулась. И вдруг увидела: у стены – силуэт. Женский. Чужой. Но… повторяющий её движения. Рука тянется вверх – и в пепле поднимается другая. Пальцы складываются в знак. В тот самый, что горел на потолке.

Они добежали до окна. Рама была обуглена, но стекло – целое. Почти.

– Мы не выберемся, – выдохнула Алиса. Голос сорвался, словно был сделан из золы.

– Выберемся, – Дэмиен отпустил её. Подошёл к раме. – Только не через дверь.

Он достал что-то из внутреннего кармана. Маленький серебряный крестик. Размахнулся и ударил по стеклу. Оно треснуло. Паутина. Потом – глухой звон.

Дым дёрнулся, как живой. Окно взорвалось наружу. Поток воздуха влетел внутрь, сдувая огонь в стороны. На миг стало тихо.

И в этой тишине – голос.

Женский. Но не маминым. Слишком низкий. Слишком медленный.

– Оглянись.

Алиса не хотела. Но шея сама повернулась. Как будто кто-то тянул за волосы изнутри.

В коридоре, где они только что были, стояла она. Женщина в пламени. На губах – пепельная улыбка. В руке – кукла.

Та самая. С чёрным пятном на коленке.

– Пора прощаться, – прошептала Дэмиен. И вытолкнул Алису в окно.

Они падали сквозь пепел и крики. Ветер выл, вырывая из рук последнее – её имя, её страх. И вдруг – хруст. Как будто кто-то сломал кукле шею прямо у неё за спиной. Её память. Алиса поняла: та ночь не закончится. Она будет падать всегда.

Они упали в сад за особняком. В цветы, что когда-то были пионами.

Теперь – чёрные, как сгоревшие письма. Их лепестки хрустели под телами, будто бумага, пропитанная солью. Воздух пахнул дымом и чем-то сладким – будто пионы сгнили за одну ночь.

Алиса ударилась о землю, и гравий впился в щёку, как сотня иголок. В ушах звенело – не от падения, а от того шёпота, что преследовал их в горящем доме. Она попыталась вдохнуть – в горле стоял дым, словно кто-то вдавил ладонь в её рот изнутри. Дэмиен пахнул не дымом, а камфорой и старыми страницами. Как будто он годами сидел в запертой комнате, где воздух пропитан чернилами и пылью.

Сердце колотилось так, что больно было дышать. В висках – молотки. А в груди – ком. Не страха. Ярости. Почему я?

Она приподнялась – и увидела Дэмиена. Его рука была протянута к ней, но пальцы дёргались, будто он хотел и помочь, и оттолкнуть. Глаза его были пусты, но пальцы сжались в кулаки – будто он боролся с чем-то, чего Алиса не видела. Только угол его рта дрогнул, как у человека, пытающегося вспомнить, как это – быть живым.

Дом горел. Огонь пожирал окна, как леденцы. Стёкла лопались, будто кожа. Пламя выползало по фасаду, как змея, возвращающаяся в гнездо. Над крышей клубился дым, внутри которого угадывалась… фигура. Женская. Стоящая. Наблюдающая.

Алиса заморгала. Нет. Показалось. Или не показалось.

Она схватилась за руку Дэмиена, и тут же отдёрнула. Его кожа обожгла. Не жаром – током. Как будто под кожей что-то шевельнулось в ответ.