Снизу раздался ещё один взрыв – не громкий, но резкий. Как трещина в чашке. Крики усилились. Мужские. Женские. Детские. Но наверху, в этом зале, стояла тишина. Зал словно оторвался от мира. Или был похоронен заживо вместе с ним.

Мама остановилась прямо перед картиной. Бумаги в её руках заплясали от жара. Лицо у неё было очень бледным – таким бледным, что Алиса на секунду подумала: мама уже мертва, просто ещё не поняла.

– Оригинал был написан в 1867-м, – сказала мама. Её голос был глухим, будто из другой комнаты. – На холсте из костяной пыли. На пепле.

Отец потянул её за руку.

– Пора уходить, – резко.

– Если она проснулась, мы не успеем, – ответила она и посмотрела прямо в лицо женщины на картине.

Воздух перед картиной дрогнул – будто пространство сжалось в точку. А потом разорвалось. И в этот момент – женщина моргнула.

Картина не дрогнула. Стекло не лопнуло. Но в огне, на холсте, ресницы опустились и поднялись. Алиса видела это. Дэмиен тоже.

Мама отступила. Бумаги из её рук вспыхнули. Она не закричала. Только прикрыла лицо ладонью – и её кожа сразу покрылась волдырями.

Папа схватил её. Оттолкнул от картины. Она упала. Горящее платье задело пепел у стены – и вдруг весь пол заледенел огнём.

Алиса рванулась вперёд. Дэмиен удержал её.

– Ты не поможешь, – сказал он. – Она уже выбрала.

– Кто?

Он не ответил. Глаза его были широко раскрыты. Лоб в испарине. Но голос – спокойный. Почти сонный. Будто он давно знал, что всё закончится именно так.

Мама лежала на полу. Шевелилась. Рот двигался, но звука не было. Папа пытался затушить пламя пиджаком. Оно не гасло. Наоборот – охватывало его руки, ползло по горлу, как змея.

Они горели молча. Пламя лизало их кожу, но не пожирало – лепило. Как художник, который переделывает набросок. Красиво. Так красиво, что Алису стошнило.

Пепел танцевал вокруг них, кружился. И вдруг Алиса поняла – это не просто пыль. Это кто-то. Кто-то невидимый. Множество "кто-то". Они шептали, но слов не было.

Алиса пошатнулась. Дэмиен подхватил её за плечи.

– Не смотри, – сказал он. – Если запомнишь, она останется с тобой навсегда.

Алиса хотела закричать, но во рту пересохло, как будто язык прилип к нёбу. Она посмотрела.

И увидела.

Тени двигались сами. Не как люди. Не как отражения. Они жили своей жизнью. Двое в углу – мать и отец? Нет. Что-то другое. Они стояли в той же позе, что и женщина на картине. Горели – но не исчезали.

Потом одна из теней подняла руку и провела по воздуху – как кистью. Прямо над Алисой. На потолке вспыхнул символ. Круг, в нём – буква. Или шрам. Или имя.

Алиса почувствовала – что-то запеклось у неё на руке. Посмотрела. На коже появилось красное пятно. Форма – знакомая. Она рисовала это раньше. В тетради. На парте. На стекле.

– Она запомнила нас, – сказал Дэмиен.

Огонь добрался до стен. Дерево трещало. Свечи плавились. Воск капал на пол, будто слёзы. Где-то внизу обрушился потолок.

– Нам нужно идти, – сказал он.

Но никто не двигался.

Потому что в центре зала – между ними и дверью – теперь стояла она.

Женщина с картины. В пламени. В том самом платье, которое пело. Волосы – как копоть. Глаза – как у Алисы. Только темнее. Только глубже. Её губы растянулись. Не в улыбку. В ту же гримасу, что была на картине. Алиса поняла: это не конец. Это приглашение.

Алиса не помнила, как они побежали.

Только пепел. Он поднимался с пола, обвивал щиколотки, лез в глаза. Пах как старые книги и чьи-то волосы. За каждым шагом – хруст. Не стекла. Не дерева. Как будто они наступали на кости.

Женщина в пламени стояла у двери. И в то же время – нет. Она двигалась, как дым: казалось, что стоит, но оказывалась ближе. Её взгляд был неподвижен, но Алиса чувствовала, как он скользит по позвоночнику, будто ледяной палец.