– Я был слаб, – сказал он. Тихо. Не извиняясь. Констатируя. – Я хотел быть лучше. Но не знал как.

Алиса шагнула ближе. Пепел поднялся. Она чувствовала, как он оседает в лёгких, как воспоминания о том, что пыталась забыть. Но не смогла. Память впивалась в неё. Острыми краями.

– Я была ребёнком, – произнесла она. – А ты выбрал себя.

Он кивнул. Один раз. Резко. Будто согласие – последнее, что может дать.

– Тогда забери меня. Сделай со мной то, что я сделал с тобой.

Из его груди вышло нечто. Тень. Чёрная, как масло. Но в ней – не ярость. Пепел. Эхо. Она потянулась к ней. Медленно. И в этой тишине Алиса не отпрянула. Она позволила.

И тьма вошла в неё. Не ломая. Сливаясь. Плач, застывший под кожей, вспыхнул. Но она выдержала. Потому что простила? Нет. Потому что приняла. Себя – той, кем стала. Его – тем, кто был. Не больше. Не меньше.

Арки дрогнули. Камень – треснул. Круг исчез. И осталась тропа. Прямая. Без теней. Но она знала – дальше будет страшнее. Потому что следующий, кто ждёт – не враг. Не призрак. А любовь. И разрыв.

Огонь вынырнул из земли не просто так – он ждал. Не пылал, не гас. Извивался, как затаённое воспоминание, от которого бежишь, но которое всегда идёт следом. Пламя не грело. Не обжигало. Оно трепетало, будто замёрзший свет, зовущий не теплом – истиной. Алиса замерла. Под её босыми ступнями земля дышала иначе – не почва, а ткань. Не мёртвая, но истерзанная. Она чувствовала вибрации – каждый виток огня отзывался в крови, словно старый аккорд из утерянной песни.

Озеро возникло внезапно – гладкое, как зеркало, но в нём не было отражения. Только глубина. Только пустота, которая смотрела на неё в ответ. И из этой глубины вынырнуло лицо. Не человеческое. Не чужое. Лицо, вытканное из её ночных кошмаров – мужское, спокойное, но пронзительное, словно знало её до самого зародыша. Лоб – в узорах, похожих на шрамы. Глаза – тёмные, без блика. Уста – приоткрыты, будто зовут, но беззвучно. Сердце Алисы сжалось. Это был он. Брат. Не тот, что был с ней. Тот, которого она лишилась до начала. До своей первой памяти. До первого вздоха.

Вода дрогнула, и лик исчез. Из-под её поверхности поднялась фигура – прозрачная, как капля ртути. Форма – человек, но движения – вязкие, замедленные, будто он шёл не по воде, а сквозь плотные слои времени. Он не приближался, не отступал. Он был. И его присутствие оказалось тяжёлым, как вина.

Он поднял руку. В ладони – клубок. Не свет, не тьма. Что-то сжатое. Моргание реальности. Алиса подошла ближе. Её лицо отразилось в его груди, искривлённое, искажённое. Он протянул ей сгусток. Искра. То, что она когда-то оставила, как оставляют младенца у чужого порога – из страха. Он ждал. Столько лет. В одиночестве. В забвении.

– Ты оставила меня, – голос шёл не снаружи, а изнутри. Из самой неё. Он говорил не словами, а воспоминаниями. Её младенческий крик. Треск огня. Молчание в роддоме. Пелёнки, пропитанные дымом.

– Я… не знала, – голос её сорвался. Но тень не ждала оправданий. Она отдала ей Искру. Алиса протянула ладони. Когда пламя коснулось кожи, внутри будто вспыхнула лампада. Образ за образом: глаза матери, охваченной страхом; лицо женщины в белом, которая забрала; окно, закрытое, и через него – небо, у которого она просила прощения, ещё не научившись говорить.

Искра впиталась в тело. Не боль – очищение. Не прощение – напоминание. Она была виновата. И невиновна. Потому что была жива.

Озеро почернело. Лик исчез. Вода втянулась в землю, обнажив воронку. Глубокую, чёрную, как зрачок. Алиса шагнула в неё. Под ногами – не земля. Стекло. Прозрачное. Трескающееся. Под ним – лица. Её. В детстве. В юности. В момент лжи. В миг бегства. Их губы были открыты, но не издавали звука. Только смотрели. Как свидетели. Как жертвы. Как судьи.