– И что ты хочешь? – спросила она. – Чтобы я извинилась? Или чтобы добила тебя?

– Я – ты, – прошептала тень. – Без страха. Без жалости. Без слёз. Прими меня – или исчезни.

Они сошлись в центре круга. Молча. Без выкрика. Без драматургии. Удары были точны. Каждый – как вопрос. Каждый – как ответ. Алиса била яростью, тень – хладнокровием. Удар локтем в висок. Ответ – колено в живот. Падение. Крик. Кровь. Их дыхание сплелось, как сплетаются ветви одного дерева, растущего на яде. Сражение длилось мгновение. Или вечность. Пространство сжалось. И всё свелось к одному: последнему шагу. Тень оказалась над ней. Взгляд – стальной. Рука – у горла. Алиса не закрыла глаза. Она прошептала:

– Я не отрекаюсь.

Тень замерла. Секунда. Тишина. А потом – свет. Из груди Алисы рвануло пламя. Без дыма. Без жара. Чистая энергия. Она пронзила копию, как стрела. Тень рассыпалась в пепел. Падала медленно. Будто снег. Только не холодный. Тёплый. Пепел памяти.

И вместе с ней – упало напряжение. Алиса осталась стоять. С ранами. С ссадинами. Но ровно. И когда голос снова разнёсся над залом:

– Третий круг пройден,

– она только кивнула. Спокойно. Как будто в этом не было победы. Только необходимость. Не ступень вверх. А стена, через которую пришлось пройти лбом. Камень под ногами остыл. Треснул. И зажил. Он принял её. Или позволил жить до следующего круга.

Пепел лёг на её плечи. Лёгким слоем. Как плащ. Новый круг раскрылся впереди. Глубже. Тьма звала.

И Искра – не горела. Она ждала.

Тьма не опустилась – она раскрылась. Как веко у спящего великана, чьё пробуждение несёт разрушение. Алиса почувствовала, как воздух изменился: плотность, влажность, осадок на коже – всё стало иным. Пространство будто втянуло себя внутрь, оставив только её, круг и ту чёрную бездну, что зияла у ног. Никакой команды, никакого предупреждения. Только шаг. Шаг вперёд – в незнаемое. Она сделала его. Неуверенно. Но осознанно. Плоть ответила дрожью. Камень под ногой оказался живым – или мёртвым слишком давно, чтобы не помнить страх. И когда Алиса ступила внутрь следующего круга, то ощутила: этот – не как прежние. Этот был внутри неё.

Мрак не ослеплял – он вёл. Он открывал. В нём были всполохи, как следы молний на сетчатке. В них – силуэты. Сцены. Обрывки. Голоса. Алиса узнавала их. Это не были её воспоминания. И не чужие. Это были остатки. Лики тех, кто приходил до неё. Кто падал. Или прорывался. Но оставлял здесь тень. Храм хранил их, как пепел – форму. Она шла между ними, чувствуя, как кровь внутри медленно густеет. Тело словно вспоминало удары, которых не было. Рёбра ныли. Горло жгло. Ступни – резали камень, будто шли босиком по лезвию. И всё же она двигалась. Дальше. Пока не увидела фигуру.

Не тень. Не копию. Девушку. Селена. Та стояла посреди круга, как будто ждала. Платье на ней было чужое – не то, в котором Алиса помнила её, но слишком знакомое, чтобы быть случайным. Это было её – Алисы – платье, в котором она впервые пришла в Академию. Простой силуэт. Серый, как пепел. Приталенное. На запястьях – кровавые полосы, будто от слишком тугих браслетов. Волосы спущены. На лице – ни страха, ни укора. Только ожидание. Не вопроса. Выбора. Алиса застыла. Внутри что-то дрогнуло. В груди – будто рванули старую нить, которая всё ещё соединяла их.

– Это не она, – прошептала Алиса. И сразу почувствовала, что лжёт. Не потому что это действительно была Селена. А потому что душа откликнулась – болью. Эта боль – не от вины. От невыносимого узнавания. От невозможности простить, и в то же время – неспособности ненавидеть.