Она стояла в абсолютной неподвижности, как жрица, ступившая в храм собственного приговора. Камень под её ногами был тёплым – не от температуры, а от памяти. От силы, впитанной в него веками. Воздух вокруг – гуще воды, пахнущий пеплом и чем-то более глубоким, древним, как дыхание подземных костей. Он не просто давил – он пробовал её. Ощупывал, как незримый хищник. Сканировал, распознавая: ты кто? ты чего стоишь? ты зачем пришла?
Вдруг – движение. Один из Хранителей медленно, словно под водой, вытянул руку. Пальцев у него не было – лишь вытянутые, полупрозрачные щупальца пепла. Они не дрожали. Они были мертвы. Но точны. Они указывали на неё. Прямо в грудь. Туда, где пульсировала Искра.
Алиса не двинулась. Только глаза – глубже, темнее. Она не чувствовала боли. Только жар. Он усиливался, как прилив перед бурей. Кулон на груди – не амулет, а орган. Живой. Жадный. Пульсация стала неровной, почти мучительной. Каждая вспышка – молот. Словно кто-то ковал её изнутри.
– Что они ждут? – спросила она. Голос – сухой, словно выжженный дымом. Слова – не звук, а треск угля.
Дэмиен шагнул ближе. Его тень растянулась, как волчья пасть по полу. Он смотрел, не мигая. Он не пытался остановить её. Он уже не мог.
– Разрешения. Или знака. Иногда это одно и то же.
Алиса не знала, чей знак им нужен. Но чувствовала: он уже внутри неё. Спит. Или тлеет. Она медленно подняла руку, коснулась кулона. Жар пронзил кожу, обжёг подушечки пальцев. Кровь выступила быстро – алая, почти чёрная. Первый зов. Первая жертва. Своя. Этого оказалось достаточно.
Круг вспыхнул. Пол под её ногами вспух, расцвёл изнутри сетью узоров. Они не были случайными. Это были символы – древние, пепельные, как корни дерева, расползающиеся в камне. Они двигались. Жили. Пульсировали, откликаясь на её дыхание. Каждый знак будто знал её имя. И выжигал его под кожей.
Хранители двинулись. Медленно. Один – по часовой стрелке. Другой – против. Их «шаги» скребли камень, словно ножи по граниту. Алиса сжалась, но не от страха – от напряжения. Это был ритуал. Признание. И суд.
Дэмиен стоял на границе круга. Он не сделал ни шага. Он не имел права. Или не хотел. Его лицо – маска. Но губы были сжаты до белизны. Он не боялся за неё. Он боялся того, во что она превращалась. Слишком быстро. Слишком точно.
Алиса закрыла глаза. И увидела не темноту – пламя. Внутренний жар сменился видением: небо из золы, хор голосов. Женщины. Много. Они не пели – они произносили формулу. Слова без языка. Чистый ритм боли, страсти, власти, памяти. Искра откликнулась, не как раньше. Не болью. Как зов. Как возвращение.
Когда она открыла глаза, круг уже замкнулся. Хранители остановились. Они не смотрели – но видели. И приняли. Один шаг. Одна капля крови. Один пульс. Этого оказалось достаточно.
Теперь – выбор.
Из глубины зала вынырнул силуэт. Он был выше, чем все прочие. Бесплотный, но плотнее тьмы. Лик без лица. Тело – из дыма. Но в груди – свет. Пульсирующий, как ртуть. Жар исходил от него волнами. Алиса не отпрянула. Она знала: это проверка. Не враг. И не союзник. Суд.
– Кто ты? – Голос был не звуком. Он звучал внутри. Словно эхо костей.
– Я та, кто несёт. Не та, кто просит.
Ответ сорвался, как крик изнутри. Её голос, но не её. Слова – как программа, заложенная в кровь.
Существо подошло ближе. Из груди его вытянулся светящийся сгусток – не материя, но суть. Он дрожал, как сердце. Алиса протянула руку. Пальцы покрылись трещинами, лопнули сосуды, боль хлестнула в локоть, но она не отдёрнула руку. Соприкосновение было беззвучным. Но пульс в груди сорвался. Остановился. И рванулся. Кровь вскипела. Крик застрял в горле. Она сгорела – но не исчезла.