Голос вернулся не как звук, а как толчок изнутри. Он не пришёл – он был. Из костей, из подъязычных связок, из самой сути.

– Почему ты пришла?

Её губы не двигались. Ответ сорвался вглубь черепа, пошёл вниз по шее, сквозь позвоночник: «Потому что не могла не прийти». Это был не выбор. Это было продолжение дыхания. Продолжение жара, засеянного веками до неё. Пламя не просит. Оно просто горит. И голос принял её молчание. Как присягу.

Зал затрясся. Знаки вспыхнули, взмывая по стенам, как струи крови по венам. Пьедестал начал раскрываться, медленно, тяжело, будто разрываясь изнутри. Искра дрогнула, взлетела. Тепло стало нестерпимым, но она не отступила. Протянула ладони. Искра опустилась в них. И в этот миг всё исчезло: стены, воздух, время. Осталась она. И то, что сжигало изнутри. Но это был не жар. Это было признание.

Внутри неё развернулся другой мир. Вспышки – как удары молота по стали. Образы. Голоса. Боль. Селена – горящая, но живая. Не первая. И не последняя. Женщины, в чьих сердцах осела искра. Их судьбы. Их смерти. Их тишина. Искра несла всё. Память стала телом. И каждая носительница вписывала в неё что-то своё. Жертва не была трагедией. Она была формой. Ценой. Заветом. Словами, вырезанными не в коже – в судьбе. Теперь пришёл её черёд. И она не отказалась.

Когда глаза открылись вновь, она стояла в том же зале. Зеркало – треснутое, покрытое сетью трещин, как паутина, натянутая между мирами. Оно отдало её обратно. Но не прежнюю. Той, что ступила в него, больше не было. На её шее кулон вспыхнул. Цвет изменился. Глубина стала иной. Искра – живая, как пульс. Но теперь – её. Гореть, значило помнить. А помнить – значило быть готовой сгореть снова.

ГЛАВА 5. ПЕПЕЛЬНЫЙ КРЕСТ

Пепел в волосах. Пепел в ресницах. Он сыпался сверху, будто кто-то терзал небо над ней, встряхивая седые крылья. Алиса стояла на границе зала, где зеркало рассыпалось в крошево. В трещинах отражались отблески прошлого – вспышки лиц, сцен, которые, казалось, уже стёрлись, но не исчезли. Они больше не вели никуда. Все двери, что были снаружи, теперь были внутри неё. Словно ключ, повернутый в замке, она стала замкнутым контуром.

Дэмиен ждал у выхода из зала. Его фигура будто вытекала из тени, глаза – тёмные, как кованое железо, блестели не страхом, но чем-то хуже – осознанием. Он молчал, не потому что не знал, что сказать. Он знал слишком много. Алиса сделала шаг. Пепел заскрипел под подошвой.

– Она приняла тебя, – произнёс он глухо, не отводя взгляда.

– Или я приняла её.

Слова повисли в воздухе, будто металл, сорвавшийся с натянутой струны. Между ними дрожала стена. Не из недоверия – из обновления. Он чувствовал: теперь в ней что-то иное. Не только сила. Не только память. Чужое – ставшее её.

Он двинулся к ней, неуверенно, словно подходил к статуе, которая может внезапно ожить. Протянул руку, почти коснулся кулона на её груди, но замер.

– Он уже не слушается меня.

– И не должен.

Они говорили короткими фразами, как бойцы, перед тем как ударить. Не агрессия – привычка. Не защита – знание. Всё, что сказано – слышится. Всё, что не сказано – слышится сильнее. И за этим молчанием уже ползло напряжение. Оно не пахло. Оно звенело. Как разогретый металл перед деформацией.

– Они придут, – сказал он после паузы, глядя не на неё, а вглубь зала, где пепел оседал на каменные арки, как мрак на кости.

– Пусть. Я готова.

– Нет. Ты готова умереть. Это не одно и то же.

В её лице не дрогнуло ни единой мышцы. Но внутри – искра. Не сомнение. Ярость. Он прав. И не прав. Она не искала смерти. Но и не отвергала её. Её пугала только незавершённость. Быть сосудом – и не разлить.