Внизу – круглая камера. Без огня. Без символов. Только камень. И тишина. Настоящая. Без дыхания, без эха. Глухая, как гроб. В центре – гроб. Простой. Каменный. Без знаков. Без имени. Но он был живой. Не в смысле дышащий. Внутри него – тянулась тишина. Плотная, как бархат. Она тянула за собой. Алиса подошла ближе. Крышка – пыльная. Мокрая от конденсата. Она протянула руку, положила ладонь. Камень был тёплым. Он откликался. Не пульсом – вибрацией. В ней было что-то знакомое. Родное. Как голос, услышанный в сновидении. Или запах, который не объяснить, но забыть невозможно.

Камень дрогнул. Крышка приподнялась сама. Без звука. И внутри – не было тела. Только пепел. Чёрный, как пыль сгоревшей книги. Он лежал ровно. Непотревоженный. В самой середине – предмет. Металлический. Кулон. Такой же, как на фреске. Как в её сне. Алиса протянула пальцы, подняла его. Он был холодным, но не мёртвым. Внутри – трещала искра. Как в сосуде. Как в крови. Её пальцы сжались. И в этот момент всё вокруг исчезло. Камень. Тишина. Гроб. Всё вытеснилось одним – голосом. Изнутри. Из самого сердца:

– Selene, – произнесло что-то внутри неё. Но голос был не её. И не Дэмиена. Это была память, говорящая вслух. И она – слушала.

Голос, произнесший имя, исчез так же внезапно, как появился. Но след остался. Не звук – ощущение. Как если бы сама её плоть запомнила вибрацию. Алиса держала кулон на ладони, чувствуя, как металл медленно согревается от прикосновения. Искра внутри пульсировала – неравномерно, словно сердце, что не принадлежит живому существу, но продолжает биться в золе веков. Камера молчала. Даже капли воды, что раньше стучали где-то в глубине, теперь замерли. Мир затаил дыхание. Тишина стала живой – как будто сама комната ожидала, что она сделает дальше.

Она сжала кулон сильнее, как если бы могла впитать его в кожу. Подушечки пальцев занемели. Кровь будто ушла вглубь, подчиняясь другой логике. Где-то в её голове раздался скрежет – не физический, не внешний. Поворот ключа. Щелчок. И вспышка. Картина. Не видение – память. Она стояла на вершине скалы, волосы развевались на ветру. Позади – восклицания, мольбы, чужие голоса, лица, затёртые туманом времени. Впереди – бездна. Ниже – пылающий город. Башни охвачены огнём, улицы – рекой света. Её пальцы были обожжены. В другой руке – тот же кулон. Тот же огонь внутри. И голос. Мужской. Не Дэмиен. Старше. Жестче. Не голос наставника – голос жреца. «Ты знаешь, что должна сделать». И она – шагнула. Не вниз. Внутрь пламени. Добровольно. Без крика.

Алиса открыла глаза. Камера не изменилась. Камень – всё тот же. Холод, сырость, гроб, пепел. Но она – изменилась. Что-то в ней встало на своё место. Как если бы кусочек сознания, десятилетиями, веками искривлённый, наконец-то выпрямился. Она знала, что теперь не сможет отдать кулон. Никому. Он принадлежал ей. Или она – ему. Это не был просто артефакт. Это был голос. Ядро. Сердце чего-то древнего. И живого.

Над головой – лёгкое дрожание воздуха. Шёпот. Не слова. Намёки. Как ветер, что стекает по камню. Или дыхание, которое не принадлежит ни одному телу. Алиса медленно выпрямилась. Глаза привыкли к темноте, но внутри не было темно. Там что-то тлело. Не свет. Воля. Она поднялась по ступеням, не торопясь. Каждый шаг – как шаг сквозь старую ткань, которая цеплялась за щиколотки, не отпуская. С каждой ступенью кулон становился тяжелее. Не физически – внутри. Как если бы в нём копилось что-то большее, чем металл и пепел. Память. Или долг.

На верхнем уровне свет почти не изменился. Дэмиен ждал. Он стоял, прислонившись к стене, руки скрещены, взгляд направлен в пол. Услышав её шаги, не обернулся. Только когда она подошла ближе, он поднял глаза. Его лицо – сосредоточенное. Внимательное. И – напряжённое. В нём было что-то, чего раньше не было. Страх. Настоящий. Но не перед ней – перед тем, что она теперь несла. Взгляд его скользнул к её руке, к кулону. Долго молчал. Потом – тихо: