Дэмиен нахмурился. Его пальцы чуть подрагивали.
– Он был в подделке на аукционе. В платке. Кровь тоже была такого оттенка.
Алиса не сразу ответила. Она чувствовала напряжение. Но его аура молчала. Ни дрожи. Ни пульса. Как будто всё вокруг глушило её дар.
– Помоги мне снять картину. Я чувствую… за ней что-то есть.
– Ты уверена?
Она кивнула. Слишком резко.
Они подняли раму. Дерево заскрипело, гвозди сдались с неохотой. За полотном – ниша, обитая бархатом. Внутри – свиток, перехваченный золотой нитью. И рядом – засушенная ветка лаванды. Она сжалась. Запах был таким же, как в спальне матери, в те утренние часы, когда солнце ещё не пробивалось сквозь занавески.
– Это не просто архив, – прошептала. – Это её.
– Печать алхимическая, – заметил Дэмиен. – Перечёркнутый треугольник. Символ жертвы.
Она разрезала нить. Бумага скрипнула, как чужой голос в темноте.
ДАТА: 1867. ПОДПИСЬ: Эдгар Вальтер.
«Я смешал пепел с охрой. Картина закончена. Но она требует крови. Я вижу её во сне. Женщину. С глазами, как у моей внучки. Если полотно заговорит – сожгите его. Даже если это будет ваше сердце.»
Он присел рядом. Внимательно. Его лицо – маска. Только один нерв дёрнулся на скуле.
– Он был не просто художником, – произнёс. – Он был пророком.
На обороте письма – узор. Алиса застыла. Это был тот же рисунок, который она бессознательно выводила на запястье. Но сейчас… он пульсировал. Словно жил. Скрип. На потолке – движение.
Она подняла взгляд. Тени зашевелились. Дрожали не от света – от воли. Они двигались… осмысленно. Но в обратную сторону. Их движения не копировали, а предвосхищали.
– Дэмиен.
Он тоже смотрел наверх. Его лицо застыло.
– Они снова здесь?
Она не спросила, откуда он знает.
– Не смотри, – прошептал он. – Если признаешь – станешь частью.
– Я уже часть.
Тень сомкнулась в позе. Женщина. Распятые руки. Лицо – белое пятно. Только глаза. Её глаза. Она узнала их. И позу тоже.
Как если бы это уже случалось. Не с ней. В ней.
– Она наблюдает за нами, – сказала Алиса, не отводя взгляда от белого пятна на стене. Пятно было почти незаметным в полумраке комнаты, но именно оно притягивало её взгляд, как трещина в зеркале: тонкая, но угрожающая целому отражению.
– Кто? – Дэмиен не сдвинулся с места. Его голос прозвучал тихо, но в нём прозвучал металлический оттенок, будто он заранее знал, о ком она говорит.
– Картина. Или… женщина в ней.
Он медленно подошёл к нише, где они нашли свиток. Его пальцы коснулись бархата, и Алиса заметила, как мышцы на его запястье напряглись. Бархат был тёплым – не как материя, а как кожа, только что лишённая тела. Тепло неестественное. Живое.
Алиса отвернулась, но не переставала ощущать присутствие. Тени не ушли. Они застыли в углах, как немые свидетели. Не враги, не союзники – хранители. Их суд ещё не начался, но он был близко.
Дэмиен молчал. Его движения были точными, как у человека, который уже проходил через это раньше. Он нащупал на оборотной стороне картины скрытый механизм. В правом нижнем углу – почти незаметная выемка. Лёгкое нажатие, и раздался щелчок. За ним – шорох, будто кто-то втянул в себя воздух. Потайная полка выдвинулась медленно, почти с неохотой, как рана, открывающаяся заново. Внутри лежала тетрадь. Тёмная кожа, обожжённые уголки, отпечатки пальцев, вдавленные в переплёт. Словно кто-то сжимал её слишком крепко.
Алиса протянула руку. Бумага под её пальцами была шершавая, чуть влажная, словно вытянула влагу из воздуха. Она раскрыла тетрадь – страницы поскрипывали, как старые суставы. Чернила – густые, как кровь, впитались в бумагу и проступали на обратную сторону. Строчки были написаны на немецком, почерк дрожащий, но не слабый. Уверенный страх. Почерк человека, знавшего, что его читают после смерти: