Она смотрела, как первые лучи едва касаются старых перил балкона. Металл – ржавый, изъеденный временем – блестел в точности так, как в день пожара, пятнадцать лет назад. Как будто время двигалось по кругу. Или не двигалось вовсе.

За её спиной – медальон. Он лежал на столе, открытый, и глаз внутри продолжал смотреть. Словно проверял: осмелится ли она сделать следующий шаг. Алиса тянулась к нему, но пальцы замирали в сантиметре, будто боялись пробудить нечто большее, чем просто воспоминание.

Она подошла. Медленно. Как к телу. Взяла медальон в руки. Его поверхность была холодной, словно хранила дыхание зимы. Кожа на запястье снова начала зудеть – всё в том же месте, где когда-то остался ожог в виде буквы «М».

– Кто ты? – прошептала она.

В ответ – тишина. И на этой тишине – удары сердца. Пульс в висках, словно обратный отсчёт. В груди – пустота, как после падения. Из глубины сознания всплыло слово. Имя? Знак? – "Марракеш". Оно не имело смысла. И имело всё значение.

Она натянула перчатки. Чёрные, как сажа. Кожа натянулась на пальцах, как у хирурга перед вскрытием. Алиса сняла картину со стены – ту самую, подделку. Она несла её к столу, как урну с прахом.

Перевернула.

На обороте – почти стёртая надпись. Чернила впитались в холст, но при наклоне было видно: "V.L. 1867". Алиса замерла. Сердце ударило раз – в грудной клетке вспыхнуло тепло, как от удара ладони по стеклу.

– Виктория Ланген… – голос сорвался.

Имя – как ржавый гвоздь. Мелькало на афишах, в отрывках писем отца, на обороте чека, который никогда не был инкассирован. Но теперь – оно было здесь. Под кожей. Как яд.

Она снова открыла ящик. Платок. Пятно. Сухая кровь. Записка. Медальон. Все элементы складывались в узор. Как мозаика, только каждая деталь – из сломанной кости.

Внезапный стук.

Глухой, осторожный. Как будто кто-то постучал в окно. Или – изнутри стены.

Алиса замерла.

Комната – пуста. Но тени двигались. Не от ветра. Не от света. Они плыли по стенам, как чернила по воде.

Она медленно подошла к зеркалу. Трещина в раме – не было её раньше. Своё отражение смотрело прямо в глаза. Но… в нём не было медальона. Пустые руки.

– Я сплю? Или наоборот – проснулась? – шёпот больше походил на выдох. – Что, если реальность – сон картины?

Сигнал телефона разрезал воздух, как крик в храме. Экран мигнул: сообщение от Дэмиена.

«Виктория выставляет оригинал. Завтра. Вена.»

Вена. Как воспоминание. Как травма. Вспышка:

Женщина в пламени. Лицо – с её глазами. Зрачки – чужие. Чёрные. Как бездна.

Алиса действовала быстро. Медальон – в карман. Записку – в блокнот. Картина – в футляр. Пальцы дрожали, но каждое движение было точным. Она не могла больше ждать. Огонь под кожей требовал действия.

Выходя, она обернулась. Тень у стены повторила её позу. Только с задержкой. Будто не подчинялась свету. Будто смотрела ей вслед.

Такси пахло сигаретами и терпким ароматом лаванды. Таксист не смотрел в зеркало. Радио играло джаз. Тревожный, надрывный. Саксофон визжал, как кот, запертый в подвале. Алиса крепко держала футляр. Он был тяжелее, чем должен. Как будто в нём – не холст, а тело.

За окном город просыпался. Мосты, отражения в воде, голуби, которых не было. Все движения были замедленными. Как будто город тянулся за ней, не желая отпускать.

Внутри кармана – медальон. Щёлк. Она открыла его. Один глаз. Нет – два. Второй появился, как влага на стекле. Искажённый. Но знакомый.

– Это невозможно, – прошептала она. – Или – неизбежно.

В поезде она не спала. Пассажиры – маски. Сны на лицах. Она – проснувшаяся среди спящих. Держала футляр, как урну. Глаза – открыты, но внутри – темно.