Так или иначе, жизнь снова заставляла отвлечься от того, зачем, собственно, я шла в писательство – от творчества, и заняться делом, для которого у меня не было ни образования, ни желания.

Из Молодежной библиотеки написали сами. Радостно сообщили, что моя книга поступила к ним, и они готовы провести ее презентацию. Эти ребята имели “право первой ночи” – первая презентация моей новой книги всегда проходила у них. У библиотеки были хорошие связи с блогерами и красивый зал с колоннами и гобеленами в старинном здании, и такое сотрудничество меня устраивало. До тех пор, пока в местах моих презентаций не стали находить убитых блогеров с моими книгами в руках. Молодежная библиотека пока ничего не знала о происходящем, но меньше всего я хотела, чтобы кто-то еще погиб.

“Олег Максимович, как все продвигается? Меня зовут на презентацию в библиотеку, и я не хотела бы подвергать кого-то опасности”, – набираю я быстрее, чем успеваю сообразить.

Князев читает тут же и отвечает: “Андрей через час заедет за тобой. Обсудим у него в кабинете”.

Ожидаемо. Неприятно, невовремя, но ожидаемо. Такие вопросы действительно нужно решать лично.

Пишу куратору из библиотеки, что должна посоветоваться со своим продюсером, варю сыну макароны на обед и иду собираться.

В кабинете Змеева меня встречает одно существенное изменение – вернулся на свое место Апостол. Теперь на сидящих на диване посетителей бесстрастно взирал красными глазами белый с розоватым отливом удав.

– Он по тебе скучал, – подходя к террариуму, улыбается Змеев. – И очень хочет на ручки.

Когда-то я любила доставать удава и укладывать его к себе на колени, гладить прохладную кожу, почесывать равнодушную голову, следить за игрой света на длинном теле. Это успокаивало, помогало сосредоточиться. Возможно, сейчас тоже поможет.

Я принимаю из рук Змеева безразличного удава. Кажется, за те четыре года, что я не была здесь, Апостол вырос. По крайней мере, на моих коленях он теперь не умещается даже свернутый в клубок. Удав приподнимает голову и, стремясь расправиться, тянется в сторону Князева. Тот напряженно смотрит на удава, потом встает и переходит подальше о нас. Пользуясь этим, скидываю туфли и вытягиваю ноги на диване, Апостол с готовностью укладывается на них.

– Я так ревновать начну, – смеется Андрей.

Пожимаю плечами и не уточняю, кого к кому. Раньше мы любили играть в такие ни к чему не обязывающие игры, никто не воспринимал их всерьез. Правда, бывший партнер Андрея как-то ляпнул в судебном заседании, что мы любовники. Мы посмеялись, а потом подали иск о клевете и выиграли.

Руслан к таким шуткам относился спокойно: мы были женаты больше пятнадцати лет, никаких претензий друг к другу серьезнее “Почему ты не донес грязные носки до ванны? – А почему ты не вымыла посуду?” не имели, поводов для сомнений другу другу не давали. А после выигранного иска, если какие-то сомнения и были, они окончательно рассеялись. Да и было еще одно обстоятельство, на мой взгляд, абсолютно исключающее саму возможность нашей связи. Не считая того, что Змеев был самодовольной сволочью, которая всюду без мыл пролезет. И Руслан об это знал.

Апостол неторопливо устраивается у меня на руках, Князев еще какое-то время с опаской смотрит на него, потом машет рукой.

– Не понимаю я твоей любви к рептилиям, Оль.

Андрей кашляет, прячет в кулак с трудом сдерживаемый смех. Пусть смеется, мне все равно. Мы здесь не затем.

– Так что, как продвигаются дела? – закидываю голову Апостол себе на плече и с нетерпением смотрю на Князева.