Мы проходили мимо шатра с отброшенным пологом, откуда потянуло ароматным дымком. Словно пойманная арканом, последовала я за тонкой душистой струйкой, забыв обо всем: о тётушках, о шумной толпе, о собственной безопасности. Шаг, ещё шаг – и цепкие узловатые пальцы на моём запястье.

– Прилетела, голубка? Заходи, гостьей будь.

Упал за спиной полог, отсекая шум и суету. Остался только голос слепой старухи, звенящие в такт её словам браслеты и непонятные слова.

– Не получилось задуманное? Не печалься. Твоё тебя не отпустит. Сговоренная, да не отданная, подарок непринятый, дважды украденная. Первый раз судьбу изменит, но не страшись – обойдётся. Второй раз… – старуха замолчала, слепые глаза прищурила, словно всматривалась во что-то плохо различимое, – во второй раз, как сама решишь, так и будет. Всё в жизни человек сам выбирает: путь, жизнь или смерть, рабство или волю, тёмного или светлого…

– Привал! Ночёвка скоро! – кричал скакавший вдоль каравана охранник, предупреждая об остановке.

Зычный вопль, прозвучавший рядом, разогнал морок памяти, оставляя осадок тревоги от неуместных воспоминаний и неудовлетворённое любопытство.

3. Глава 3

Второй день идёт караван по жаркой пустыне, вторую ночь я сплю под невысоким, но плотным пологом, ловко установленным для меня служанкой и охранником. Они же разводят небольшой костёр, на котором кипятят воду для чая, чтобы можно было запить сухую лепёшку с сыром и горсть фиников. Утром, экономя время и топливо, костёр не разожгут. Те же продукты я запью холодным чаем, оставшимся с вечера.

Палатки и шатры тесно не ставили, благо что пустыня большая и места много. Людям хотелось уединения хотя бы ночью. Кто-то молится, кто-то храпит во сне, кто-то не хочет вдыхать запах немытого тела соседа. Воды едва-едва хватает, чтобы утолить жажду и обтереть влажной салфеткой самые нежные места. Всем известно, что путь в пустыне труден и полон лишений. Зачем же ещё сутолоку устраивать. Говорят, следующую ночь мы проведём в оазисе, где будет возможность помыться.

Такая жизнь мне непривычна, и происходящее выношу с трудом, но время не тороплю. Пока караван в пути, у меня есть пусть призрачное, но чувство свободы. Что будет, когда на место прибудем? Настойчиво гоню тревожные мысли, стараюсь сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.

Служанка сняла с огня котелок с кипящей водой, отставила в сторону и насыпала в него из пакетика чай. Раскрыла мешок и достала неизменные лепёшки. Поломала их на несколько частей и положила на блюдо, на котором уже лежали куски сыра. Разлила чай по пиалам. Людям, приставленным ко мне, приказано не оставлять меня одну, поэтому ели мы вместе и одно и тоже.

Пока чай остывал – не люблю горячее – я отошла к палатке, чтобы одеться. После остановки захотелось немного отдохнуть от лишней одежды, и, присаживаясь к костру, я сбросила надоевшие за день кафтан и накидку, а служанка прибрала, чтобы не испачкались. Но когда светило опустилось за горизонт, прохладный ветер стал холодить спину под лёгкой туникой. Лишний раз гонять женщину не решилась, да и пройти всего-то несколько шагов.

Утеплившись, вернулась к костру и потянулась за чаем. Томимая жаждой, я не сразу заметила странный привкус напитка. Только после второго или даже третьего жадного глотка отставила пиалу, но в голове уже шумело. Глянула затуманенным взором на служанку, уронившую голову на плечо охранника. Тот сидел неестественно прямо, пугая остекленевшим, неморгающим взглядом. Я поняла, что нас чем-то опоили. Захотелось позвать на помощь, но сил не было даже рот открыть. Повалилась боком на кошму в состоянии странного безволия и закрыла глаза.