*Наиб – в средневековых мусульманских государствах должность заместителя или помощника какого-нибудь начальника.

– Я просто хотел помочь, – резко высвободил свою одежду Абд. – Девчонка задремала и могла упасть.

– Это не твоё дело! – ещё больше взъярился начальник охраны и перетянул подчинённого плетью по спине. – Убирайся, тебе сказано! – Расправившись с охранником, он учтиво, словно шору, приложил ладонь к лицу, даже чуть отвернулся, и только после этого обратился ко мне: – Простите, госпожа, слугу своего нерадивого. Недосмотрел. Обещаю, что не повторится более такое непочтительное поведение.

Я медленно слегка наклонила голову – извинения приняты. А когда подняла глаза, рядом уже никого не было. Верблюд мой по-прежнему важно шествовал по раскалённому песку, всем своим видом демонстрируя: то,что не касается еды, – суета сует.

Но происшествие это взволновало меня и разбудило любопытство. Мало, что еду не в тряской тесной арбе, как другие рабыни, так мне ещё почтение оказывают, госпожой называют. Значит, похищение моё было неслучайным? Кому же понадобилась сосватанная невеста?

После того дня, когда мне запрещено было посещать школу, прошло четыре года. Дни пролетали незаметно, потому что занята была каждая минута. Каждый день вставала я до первого солнечного луча и спешила на утреннюю разминку, которой отдавала не менее двух часов. Тело моё перестало быть костлявым и по-детски угловатым, оно налилось женственными округлостями, радующими глаз. При этом я была очень гибкой и великолепно владела своим телом.

Однажды на пустыре за стенами Несса разбили яркие шатры бродячие факиры. Отец позволил тётушкам сводить меня посмотреть их выступления. Сколько разнообразных чудесных действий увидела я тогда! Человек глотал и выдыхал пламя. Старик заунывными звуками дудки вызывал из корзины змею и заставлял её танцевать, поднявшись на хвост. Люди, называющие себя братьями, становились друг другу на плечи, выстраивали из тел своих башню, и мальчик безбоязненно прыгал вниз с этой высоты. Плясунья с веерами легко прыгала по верёвке, натянутой между столбами. И много чего там ещё было: и дрессированная обезьянка, и ловкие жонглёры – но мне запомнилась девушка с небольшим обручем.

В обтягивающей её тонкое тело одежде она под удивлённые возгласы зрителей разнообразными способами проскальзывала в отверстие, куда не всякий человек голову просунет. Очень интересно мне было понять, как она это делает. Понятно же, что необходимо как-то по-особому вывернуть плечо, задержать дыхание или переплести ноги и руки.

Дома утащила у тётушек старые круглые пяльцы размером почти как тот обруч и с первой попытки застряла в них так, что тётю Фалак пришлось отпаивать успокаивающим отваром после того, как меня освободили. Но непоколебимое упрямство и настойчивость заставляли меня снова и снова пробовать проскользнуть сквозь обруч.

Тётушки уже привыкли вытаскивать меня из добровольного капкана и перестали взывать к Всесущему, в очередной раз ремонтируя бывшее приспособление для вышивания. И однажды у меня получилось! Правда, подозрение появилось, что диаметр обруча немного увеличился после последней починки. Но тётушки готовы были целовать землю, клянясь, что ничего в пяльцах не меняли.

Вспомнив тётушек, грустно улыбнулась. Как они пережили моё исчезновение? Об отце старалась и вовсе не думать – страшно так, что сердце останавливается.

С усилием заставляю себя мысленно переключиться на что-то другое. Страшно… ведь было в тех шатрах нечто страшное. Что? Почему забылось? Медленно, словно из плотного тумана, выплывал размытый временем образ странной старухи. Худая, тёмная, в бороздках глубоких морщин, словно высушенная на беспощадном солнце ветка. Шелестя множеством разноцветных юбок, позвякивая невероятным количеством браслетов на руках и щиколотках и поправляя седые космы, выбившиеся из-под пёстрого платка, она смотрела на меня незрячими белёсыми бельмами. Как могла я забыть её?