Ложусь, прижимая новый список к лицу. Бумага пахнет надеждой. Глупой, хрупкой, но – надеждой.

***

Я проснулась от того, что кто-то бил молотком по моим вискам. Нет, это был не молоток – просто пульс, яростный и тяжёлый, будто сердце пыталось вырваться из грудной клетки. Я лежала, уставившись в потолок, и чувствовала, как каждая клеточка моего тела кричит от боли. Трещины на потолке плыли перед глазами, складываясь в причудливые узоры – словно кто-то нарисовал карту всех моих ошибок, и теперь она смотрела на меня с укоризной.

Моя рука потянулась к тумбочке в поисках спасительного облегчения, но наткнулась лишь на пустую бутылку вина – вчерашнего «успокоительного». Она с грохотом упала на пол, эхом отразившись от стен моей одинокой комнаты.

– Чёрт… – вырвалось хриплое, словно я действительно кричала всю ночь. Может, и кричала – во сне, в тех самых кошмарах, которые преследовали меня последние месяцы.

С трудом сев на кровати, я почувствовала, как мир накренился, словно пьяный матрос после долгого плавания. В зеркале напротив отразилось моё лицо – бледное, опухшее, с синяками под глазами, будто меня избили. В каком-то смысле так и было. Просто кулаки были невидимыми, но от этого не менее болезненными.

Мой взгляд упал на разорванный список, который я нашла на полу. «Список дел, который я, Мария-Луиза, должна сделать до смерти» – гласила надпись на нём. Я подняла его дрожащими пальцами, разгладила ладонью, словно это была карта сокровищ, а не список моих несостоявшихся обещаний самой себе.

– А я, похоже, уже умерла, – прошептала я и рассмеялась. Смех получился горьким, превратившись в надрывный кашель, который, казалось, хотел вытрясти из меня последние остатки души.

Кофе. Мне срочно нужен был кофе. Но когда я открыла холодильник, там лежала только пустая коробка из-под пиццы и банка маринованных огурцов с прошлого года. Я хлопнула дверцей, и холодильник взвыл, словно обиделся на моё разочарование.

– Ладно, ладно… – пробормотала я, натягивая первое, что попалось под руку: чёрные джинсы, свитер подаренный Гансом, который я любила (опять его свитер, чёрт возьми, но кажется, это была единственная вещь, которую я очень сильно дорожила), и куртку, которая всё ещё хранила запах дыма и прошлой зимы.

Я чувствовала себя призраком, бродящим по квартире, которая когда-то была полна жизни. Каждый предмет напоминал о том, что я потеряла: фотографии на полке, книги, которые мы читали вместе, чашка с трещиной, которую я так и не смогла выбросить.

В голове крутились мысли о том, что нужно что-то менять, но сил на это не было. Я чувствовала себя как старая пластинка, которая заела на одной и той же трещине, снова и снова проигрывая одну и ту же больную мелодию.

Может быть, это и есть моя смерть – не физическая, а духовная. Может быть, я действительно умерла там, внутри, когда впервые позволила невидимым кулакам бить себя, когда впервые решила, что бутылка вина – это лучшее решение всех проблем.

Но что-то внутри меня ещё сопротивлялось. Что-то шептало, что нужно встать, выйти на улицу, начать жить заново. И хотя это было похоже на попытку сдвинуть гору голыми руками, я знала, что должна попытаться.

На улице становилось холоднее с каждым днем.

Мотор заурчал со второго поворота ключа, словно недовольный ранний подъём коснулся и его. Выруливая на пустынные улицы, я наблюдала, как город медленно пробуждается, а свет фонарей причудливо переплетается с первыми лучами рассвета, рождая унылое грязно-жёлтое марево.

Моё движение было нарочито медленным, будто резкий нажим на педаль газа мог заставить меня рассыпаться на мельчайшие осколки. В голове царил сумбур из разрозненных мыслей, словно кто-то перемешал колоду карт с моими воспоминаниями: