Ни одной запинки или фальшивой ноты.

Чёрт, Меллер потрясающе хороша...

Когда она заканчивает — резко обрывает мелодию, словно у той нет финала — на веранде повисает тишина. Затем мама начинает аплодировать, к ней присоединяются и другие. Все, кроме Криса.

Он дожидается, когда аплодисменты смолкнут и спрашивает у дочери:

— Кто автор этой композиции, Кейли? Кажется, я раньше не слышал эту мелодию.

Девчонка снова краснеет и опускает глаза:

— Я её сама... сочинила. Времени было немного, поэтому...

— Поэтому такой скомканный финал, понятно. — Крис откидывается на спинку стула и улыбается: — Что ж. Ты и Джонс-колледж хорошо друг другу подходите. Я рад, что ты будешь там учиться.

И я тоже, кажется, этому рад.

— Спасибо вам за это... — шепчет Миллер.

Мама снова встаёт из-за стола и подхватывает бокал с вином:

— Давайте же поднимем бокалы за такой чудесный подарок. Кейли, пожалуйста, иди к нам. Макс?

Музыка, да.

Мы ровняется с Миллер на полпути, и я тихо замечаю:

— Тебе идёт быть скрипачкой, Незнакомка.

Миллер запинается, я ловлю её под локоть и помогаю выровняться. Руку не убираю. Она поднимает на меня лицо — глаза круглые, как две монетки. Я останавливаю свой взгляд на приоткрытых от волнения губах и понимаю, что хочу попробовать их на вкус.

Жаль нельзя сделать этого прямо здесь и сейчас.

Миллер тем временем начинает дрожать. Чёрт.

Я оглядываюсь на гостей, замечаю цепкий взгляд бабушки и Джонса-старшего и отпускаю локоть девчонки. Усмехаюсь беззлобно:

— Ты не часто носила босоножки на каблуках, верно?

Мой вопрос не требует ответа, и уже через несколько минут на веранде вновь фоном звучит музыка, а гости, звякнув бокалами, начинают общаться между собой.

Вскоре еда совсем не требуется, на столе остаются лишь напитки и лёгкие закуски, а народ разбредается по заднему двору и веранде.

Крис общается со своим другом, Терри Лоунгом, и его женой. Мама пытается убедить деда в том, чтобы он слушал бабушку, потому что со здоровьем шутить нельзя. Старик Джонс наметился на свою внучку, которая притихла в тени старого дуба. А моим вниманием вновь завладела бабушка.

Она прослеживает за моим взглядом и резко меняет тему:

— Как поживает Молли, дорогой?

— Кто? — не сразу соображаю я. — А. Нормально.

— Ты же не собираешься её обижать?

— Обижать?

— Во-первых, эта милая девочка, на которую ты весь вечер засматриваешься, — твоя сводная сестра. А во-вторых, я всегда считала тебя порядочным молодым человеком. Молли — чудесная. Мы с её бабушкой были счастливы, узнав, что вы встречаетесь.

И снова чертова случайность. Плюс, длинный язык Молли. Оказалось, что наши бабушки соседствуют, и девчонка не удержалась от того, чтобы рассказать, что мы с ней... встречаемся.

Вот только это не совсем так. Точнее, совсем не так, как это видит ба.

Дело в том, что приставучих первокурсниц, хорошеньких и глупеньких девочек, жаждущих обзавестись серьёзными отношениями с кем-то вроде меня, с каждым годом становится всё больше и больше. Я устал от ненужного внимания, и недели три назад связался с Молли Тиш — одной из самых популярных учениц Джонс-колледж.

Я сразу дал ей знать, что у нас нет будущего, и она на это согласилась.

Да и с Миллер я планировать будущее не собираюсь. Но объяснять это всё бабушке не вариант.

Я смотрю на неё и улыбаюсь:

— С Молли всё будет в порядке, не переживай. А вот на счёт моей сводной сестры я не уверен. Ты меня простишь? Кажется, старик Джонс крепко взялся за внучку.

Миллер заметно потряхивает под строгим взглядом старика и его густых бровей, сведённых вместе.