– И что вы предлагаете? – удивился Александр Николаевич. – Снова приручить чудовище? Для чего?

– Для нашей цели, – ответил Родион. – Троянский конь в своё время весьма помог грекам. Мы могли бы создать своего. Кто может сдержать чудовищ Араэля, если не одно из них?

Голицын раздумывал на этот раз гораздо дольше.

– Валей был уникальным бестиа-коммуникарием, – наконец произнёс он. – Среди нашего круга нет никого с такими же способностями. Так общаться с чудовищами мог только он. К тому же, вы представляете что будет, если мы вскроем камеру? Если сознание Альбина не пострадало, то сейчас он крайне зол на нас и сам обладает мощью демона. Нам придётся создать отдельную камеру и держать его в ней, пока мы не уговорим его помочь нам.

– Я говорю не о Валее, – мягко заметил Богдалов. – Он был безумен при жизни человеком, а выпустить его – это подписать нам всем смертный приговор. Он сам, как и его демон, бесполезны для нас.

Голицын с интересом наклонил голову:

– Тогда, стало быть… мой тёзка Александр Корф?

– Конечно, – подтвердил Родион.

Александр Николаевич покачал головой:

– То, что вы предлагаете довольно сложно. А скорее всего, невозможно. Нужно вынуть из камеры только младшего Корфа и оставить в ней Валея. И пока у нас нет такого способа.

– А привлечь Корфа старшего? – сразу предложил Богдалов. – Андрей Фёдорович проектировал все тюремные хранилища. Неужели, думаете, что он не захочет освободить сына?

Родион откинулся на спинку кресла, наблюдая за сомнениями Голицына.

– Барон как раз захочет, – задумчиво произнёс тот. – Только нам не нужно выпускать Александра сейчас. Ведь он, разумеется, теперь такая же тварь, как и чудовище Араэля. И что мы будем с ним делать, если выпустим? К тому же, будет сложно объяснить Корфу старшему, почему освобождение его сына нужно обществу только через двести лет.

Богдалов бросил взгляд на торкветум. Прозрачно-золотые шарики измерений почти разошлись, и на стекле исчезало изображение канала схождения. Ось соединения померкла.

– А может… – плавно начал Родион, – не допускать барона до всего нашего плана. Пусть сделает своё дело, а дальше посмотрим… что делать с ним. В конце концов вы сказали: препятствия для общества должны быть устранены. Если Корф станет таковым… Что ж, мы будем искренне скорбеть о нём и с теплом вспоминать о его заслугах.

Александр Николаевич стоял с поднятой бровью ещё мгновение, а потом усмехнулся:

– Начинаю думать, что барон был прав. За прошедшие двадцать лет, мы действительно стали более жестокими. Вы сегодня убили женщину и потеряли всех своих людей. Но я вижу, что вас это не волнует.

– Вас тоже, – невозмутимо пожал плечами Богдалов. – Общее благо имеет цену – отдельные жизни. Оно неизбежно будет ими оплачено. Это закон порядка всех измерений. Ещё нигде он не был нарушен. Я бы назвал это божественной волей… если бы точно был уверен в том, что бог есть. Но пока наши исследования подтверждают только законы взаимодействия энергии во вселенной. Которым мы и следуем.

Голицын с большим интересом выслушал полковника и в конце его речи заметил:

– А вы и правда засиделись в магистрах среднего круга, мой дорогой.

Тонкий мелодичный звук установленных на торкветуме часов разошёлся по кабинету князя, а прозрачно-золотые шарики астральных измерений окончательно разошлись, отправляясь в свой долгий путь по модели вселенной в стеклянной сфере.

– Вот и всё, – вздохнул Александр Николаевич. – Родион, подготовьте ваш план для доклада капитулу старших магистров. Разрешение верховного магистра, то есть моё, у вас есть. Если и другие примут ваш план, то на вас и будет возложено его исполнение. Надеюсь, вы найдёте, чем себя занять двести лет.