- Гринор, будь ты проклят, открывай! – надрывался Феронд, принимаясь попеременно то бить по двери ногами, то пытаться вышибить её плечом. – Открывай, подлый предатель! Ты слышишь меня?

Не слышать его было трудно. Он кричал во всю мощь своего голоса, громко, отчаянно. Дверь не поддавалась, и он кричал снова, примерно то же самое, поскольку на изощрённость фантазии не хватало, да и ни к чему она была в этот момент. Мужчине казалось, что теперь, если Гринор всё же решится отворить дверь, он убьёт своего врага на месте, безо всяких условностей и традиций, без вызова и поединка. Просто придушит на месте.

Вокруг начали собираться валинкарцы. Они теснились в коридоре по обе стороны от разъярённого Феронда и стоящего рядом мага. Жители дворца смотрели с интересом, словно не понимали, что это не просто занятное зрелище, а страдания их сородича, который исступлённо пытается попасть в покои того, кто достоин смерти. Не замечая ничего и никого вокруг, Феронд не обратил внимания на то, что толпа расступилась, и Гринор смело приблизился к нему. Это был поистине смелый шаг – подойти к беснующемуся врагу, которого столько лет считал мёртвым. Маг пытался привлечь внимание брата, но без толку. Тот вознамерился вынести эту дверь, чего бы это ему ни стоило. Новый правитель Валинкара был немало удивлён, увидев брошенных им в горах валинкарцев. Он долго и пристально смотрел на них, замерев и даже не пытаясь скрыть свою обескураженность. Но потом он всё же вернул себе самообладание. Видимо, прикинул, что ничего плохого в том, что эти двое каким-то образом продержались у недлов столько лет и заявились во дворец, нет. Гринор расправил плечи и гордо поднял голову, а во взгляде появилась холодная надменность. Он обратился к Феронду пренебрежительно и сухо:

- Ты ищешь меня, мой друг?

- Я тебе не друг! – прошипел Феронд, замирая от знакомого голоса и поворачиваясь к Гринору.

Он метнулся к правителю, желая выместить злобу, но того загородили валинкарцы. Бить их Феронд не решился. Не из трусости, а по старой памяти. Он никогда не бил кого-либо не на состязаниях. И сейчас не смог преодолеть какой-то давно устоявшийся внутренний барьер. Он стоял, тяжело дыша, и сверлил взглядом валинкарцев, которые с такой готовностью бросились защищать своего предводителя. Илрух был абсолютно прав. Феронд на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшей яростью. Сейчас нельзя нападать. Их много. Жизнь в плену научила его хотя бы иногда признавать свою беспомощность, как бы противно и больно от этого ни было.

Лайгон обратился к собравшимся:

- Послушайте! Все вы помните нас, помните нашего отца и тот мир, в котором все мы жили счастливо! Гринор – подлец, предатель и смутьян! Он убил Мэггона ради трона. Он избавился от нас на долгие годы, надеясь, что мы погибнем в горах. Этот валинкарец предал нас, предал Мэггона. Нельзя идти за ним и следовать его воле лишь потому, что он правитель! Его путь к трону лежал через низкие, недостойные поступки! – маг искал в глазах хоть одного жителя хотя бы тень сомнения, но тщетно.

Его слова ничего не значили. Он был лишь призраком прошлого, так некстати внезапно ожившим. На него смотрели именно так – словно видели умершего давным-давно и почти забытого валинкарца. У мага опустились руки. Он ссутулился и стал казаться совсем жалким. Худой, уставший, осознавший всю безнадёжность ситуации. Он выглядел так, что не мог вызвать у Гринора и его приспешников ничего, кроме отвращения. Такой потрёпанный субъект не казался достойным противником, да и слова его прозвучали неубедительно.