Она специально говорила тихим голосом, не переходя на крик, как до этого вела себя Мари. Ей хотелось, чтобы люди привыкли к тому, что отныне и хвалить, и отчитывать их она будет спокойным, ровным тоном. А значит, к ней всегда следует относиться почтительно.

Чутким слухом во время речи она уловила шепотки в нескольких группках: барышни продолжали сплетничать, не соизволив даже сделать вид, что им интересно, по какому поводу госпожа собрала их. Маша запомнила кто переговаривался.

Управляющий скривился и прошипел женщинам:

– Построились! Бегом!

Берга тоже поспешила примкнуть к остальным, но Маша её остановила:

– Берга, встань рядом со мной, ты будешь мне ассистировать, – раздалось ядовитое хмыканье, и этих служанок Маша тоже запомнила. Автоматически прикинув в уме общее отмеченное количество, Маша невольно ужаснулась: больше половины! А ведь это только начало…

Когда слуги выстроились плотной шеренгой перед ней, Мария опять обратилась к горничной:

– Милая, продемонстрируй, пожалуйста, господину Эникену и остальным то, что ты нашла в моей постели и одежде, – служанка украдкой бросила на девушку укоризненный взгляд, напомнив, что госпоже не следует называть слуг «милыми».

Но Маша его проигнорировала: сейчас она устанавливала новые правила. И всем придётся смириться с тем, что Мария использует слова «спасибо», «пожалуйста» и, да, конечно же, называет слуг «милыми», если ей так хочется. При этом к ней следует в соответствии с её статусом.

Берга высыпала на стол из двух жестяных коробок две приличные кучки игл и булавок. Управляющий побледнел и шумно сглотнул. Даже Маша не ожидала увидеть столько: они что, лавку портного ограбили, чтобы только ей досадить?! Затем служанка достала из кармана платок, в который она собрала стекло, высыпанное из тапочек и вынутое из ступней Марии. Девушка скинула туфли, демонстрируя ноги: потревоженные от ходьбы ранки щедро пропитали бинты кровью, и зрелище получилось весьма впечатляющим.

Кажется, управляющему окончательно стало дурно. Но Машу интересовал не он. Она цепко следила за реакцией. Кое-кто из отмеченных с трудом сдержал хмыканье, лишь подтвердив своим поведением правильность выбора. Но были и те, в глазах которых промелькнуло сочувствие. Их Маша тоже приметила, но уже в другом качестве, словно вручив каждой по тотему неприкосновенности на сегодня.

– Посещение столицы и её чудеса перевернули мою жизнь, – Мария тщательно подбирала слова. – Несчастный случай, произошедший там со мной, заставил меня полностью переоценить отношение не только к своей судьбе, но и к людям. Я решила измениться, стать другой… – со стороны претенденток на вылет донеслось еле различимое фырканье, но Маша продолжила, даже бровью на них не повела. – Хотя некоторые, как я успела понять, приняли моё решение за слабость. Что ж, мне придётся вас разочаровать и объяснить, почему я поступаю так, а не иначе, и отчего моё решение – не случайность и уж тем более не бесхребетность…

Она запалила несколько светляков и отправила их плавать перед выстроившимися слугами. Шары, по её мысленному приказу, зависли перед теми девушками, которых она запланировала на немедленное увольнение: демонстративно фыркать и хихикать над хозяйкой, из рук которой получаешь жалование – весьма глупое решение. Да, платит им граф, но Маша – его дочь и наследница рода! И однажды возглавит этот дом. Поэтому не стоит каждой служанке объяснять, что подобное поведение – недопустимо, они должны знать это сами. Если же подобного разумения в них нет, они вольны подыскать себе работу в другом месте.