Тело Елены вдруг напряглось, выгнулось дугой. Рука между ног замерла, только пальцы продолжали мелко дрожать, надавливая на клитор. Рот открылся в беззвучном крике. Я видел, как по её телу прокатилась волна – от пальцев ног до макушки. Мышцы живота судорожно сокращались, груди подрагивали, по внутренней стороне бёдер текла прозрачная влага.

Последнее увиденное стало для меня пределом – сознание заволокло тёмной волной, накрывшей с головой и лишившей дыхания. Я привалился к стене, чувствуя, как по телу разливается вязкая слабость. В ванной Елена тоже приходила в себя, стоя под струями воды и опираясь на кафель, словно боясь упасть. На её лице играл лихорадочный румянец, волосы растрепались, тело блестело от влаги и жара.

Постепенно ко мне возвращалось понимание случившегося, и вслед за ним нахлынул стыд, жгучий и едкий. Что я сделал? Что за животное во мне проснулось? Подглядывать за той, кто заменила мне мать, причинить ей такое унижение…

Однако времени на самобичевание уже не оставалось. В ванной Елена шевельнулась, потянулась к полотенцу – скоро она выйдет. Паника дала мне силы, и я поспешно отступил назад, торопясь привести себя в порядок. Пальцы дрожали, не слушались, ремень не застёгивался, молния заедала, цепляясь за ткань рубашки. Хотелось исчезнуть, раствориться, только бы не столкнуться с ней лицом к лицу в таком позоре.

Вдруг дверь ванной распахнулась – резко и бескомпромиссно. На пороге стояла Елена, завёрнутая в старое махровое полотенце, с влажными волосами, отброшенными назад. В глазах её читались удивление и недоумение, постепенно сменяющиеся тревогой.

– Лёня? – голос её был растерянным и чуть охрипшим. – Что ты здесь делаешь? Что-то случилось?

Я открыл рот, но слова застряли в горле. Что сказать? Как оправдаться? Её взгляд медленно опустился вниз, заметив расстёгнутые штаны и влажное пятно на рубашке. Затем взгляд скользнул ниже, на пол, где блестели капли моего стыда.

Осознание произошедшего ударило её болезненно и резко. Елена отшатнулась, сжимая полотенце крепче, будто пытаясь защититься.

– Нет, – прошептала она, качая головой. – Нет, только не это… Только не ты.

– Елена, я могу объяснить… – выдавил я, но голос оборвался, став жалким и бессильным.

– Объяснить? – она нервно усмехнулась, глаза наполнились слезами ярости и унижения. – Что объяснить? Что ты подглядывал за мной? Что ты… – она осеклась, не в силах выговорить остальное. – Господи, Лёня, как ты мог? Как ты посмел?

Полотенце соскользнуло с её плеча, она быстро поправила его, закрываясь, будто от чужого, опасного человека. Её паническое, отстранённое движение заставило меня сжаться от стыда ещё сильнее.

– Это не то, что ты думаешь, – с трудом произнёс я, понимая, как жалко это звучит.

– А что это? – голос её взлетел до крика, надорванного и болезненного. – Ты случайно оказался у двери ванной? Случайно подглядывал? Ты… – она прикрыла рот ладонью, словно её тошнило от собственного понимания происходящего.

По её щекам текли слёзы – горькие и безутешные. Её лицо выражало такую боль, такое отвращение и разочарование, что я не мог этого вынести.

– Я думала, ты спишь, – продолжала она, не пытаясь скрыть слёзы. – Думала, отдыхаешь после вчерашнего. Господи, Лёня… Я же тебе как мать была!

Эти слова стали последним ударом, самым болезненным. Она действительно была мне как мать, пожертвовала личной жизнью ради меня. И теперь я платил ей за это мерзким предательством.

– Убирайся, – тихо, но твёрдо произнесла Елена, голос её дрожал от ярости и боли. – Сейчас же убирайся из моего дома.