– Нет.

– Тогда что?

– Просто больно.

– Больно? – вздергиваю брови. Сабина взмахивает пострадавшими руками:

– Только не говори, что ты меня предупреждал!

– А то что? – ухмыляюсь я, чтобы хоть немного ее отвлечь. Получается. Губы Сабины на секунду трогает легкая улыбка.

– Да ничего. Скажи спасибо, что я отказалась от идеи перестановки.

– Серьезно?

– Ага. Я думала переставить комод. Ему там вообще не место, - кивает.

– Боюсь, ты переоцениваешь свою грузоподьемность. Я его не переставил только потому, что не смог сдвинуть с места.

Она смеётся вслух, чередуя смех с болезненным ойканьем. На миг забываю, что вообще-то хотел уйти – так это заразительно. И ее смех, и взгляд тайком… Который будит во мне желание чуть напрячь мышцы, чтобы покрасоваться. Грудь голая – и этому ничего не мешает.

– Так что там с руками? Может, дать тебе обезболивающее?

– А есть? – оживляется Сабина.

– Конечно. Сейчас только воды наберу.

– Я и сама могу! – кричит мне в спину.

– Да ты вообще излишне самостоятельная, как я погляжу. Сиди уж – от твоей активности одни проблемы.

– Я не хотела тебя беспокоить, – затягивает знакомую песню гостья.

– Ты опять? – возвращаюсь с таблеткой кеторала и стаканом воды. – Обещала же перестать посыпать голову пеплом.

– Просто это все непривычно.

Хочется бросить – так привыкай. Но кого я обманываю? Очень скоро она вернется к своей жизни, я останусь в своей. Так что в этом всем нет никакого смысла.

15. 7.1

Алексей

Все утро катаюсь по городу. То одно, то другое, то третье. Сначала выезд по месту жительства подозреваемого в недавнем разбое и допрос свидетелей, потом обыск, санкция на который получена после долгого уламывания следователя и судьи. Хорошо хоть немного спала жара, потому что к обеду задница и так дымится. В контору попадаю перед обедом. В коридоре пересекаюсь со Славкой – следователем, у которого на лице написано, что хороших новостей у него нет.

– Багиров, тормозни на секунду, – окликает меня, потянувшись за сигаретой.

– Ну что опять?

– По Тегляеву всё на тормозах спускают. Сверху давят, прокурор в истерике, соседи вдруг ослепли и оглохли. Никто ничего не видел, не слышал, в общем, кому я рассказываю? Ты же сам их опрашивал.

Я киваю, стараюсь не показывать, насколько меня это бесит.

– А топором наша потерпевшая себя тоже сама приложила?

– Может, и так, – Славка раздраженно разводит руками. – Ну, что ты, Лех, морду кривишь, как будто не знаешь, как оно… Малютин намекнул, чтобы я не нагнетал, если не хочу свою премию увидеть в виде благодарственного письма.

– А я-то думаю, что это у тебя сегодня лицо такое сияющее, – цежу я. – Оказывается, денежная мотивация.

– Ну, давай еще, обидься. Как будто мне это дерьмо в кайф!

Да ведь понятно, что нет! Только кому от этого легче?

– Спасибо, что хотя бы предупредил.

– Показалось, что у тебя в этом деле свой интерес имеется.

Славка докуривает, вяло бросает окурок в урну и удаляется в свой кабинет – переживать дальнейшие муки совести. А я остаюсь стоять в коридоре, вообще не понимая, что делать дальше. В итоге, постояв так еще немного, не выдерживаю и срываюсь домой. Словно от того, что я сейчас её увижу, что-то реально изменится. Но ведь нет! И в этом надо как-то признаться…

Когда захожу в квартиру, Сабина сидит на полу. Взгляд у нее отчаянный и злой.

– Что?

– Руки болят после вчерашнего. Не могу поднять выше, а если на стол поставить еще и табуретку, та качается так, будто специально хочет меня сбросить.

– У тебя вообще есть чувство самосохранения? – спрашиваю я, забирая из ее рук шторы.