Решив, что на сегодня я достаточно выложилась, иду в ванную, чтобы освежиться. Принюхиваюсь к немногочисленным баночкам – косметике Багирова. Нахожу ту самую, запах которой у меня прочно ассоциируется с ним, и щедро лью на мочалку. Кайф. Я так устала, что монотонный шум воды усыпляет. Просыпаюсь, когда вода едва ли не через край течет. Подскакиваю, открываю пробку и закрываю кран. С губ срывается нервный смех – интересно, как бы он отреагировал, если бы я затопила соседей?

Выбираюсь на пол, отодвигая ногой горку грязного белья. Тянусь за полотенцем и только успеваю чуть обтереться, как дверь с оглушительным грохотом распахивается.

12. 6.1

Алексей

На город опускаются сумерки, когда я, наконец, заруливаю во двор. Выключаю двигатель и с любовью прохожусь пальцами по оплетке руля. Для меня моя бэха не просто машина. Это – напарник. Самый лучший из всех возможных, потому что никогда не подводит. Эта девочка была свидетелем всех моих взлетов и падений, на ней я не раз пускался в погони, приезжал на обыски и тупо нарезал круги по кольцу, когда меня мучила бессонница. Багажник этой машины видел больше, чем некоторые кабинеты следователей. На заднем сиденье плакали свидетели, матерились оперативники и засыпали под утро понятые, пока мы оформляли протоколы. Если бы меня спросили, где я чувствую себя максимально в своей тарелке, я бы указал не на квартиру и не на родной отдел, а на свою девочку – мой персональный бункер.

Нехотя выбираюсь из машины, поднимаю взгляд на окна квартиры – и замираю в оглушительном предчувствии пиздеца. Потому что они голые. Вообще… Сердце срывается с ритма. Все внутренности сжимаются, как после удара. Я рывком открываю дверь парадной и взмываю по лестнице, перескакивая через ступеньки. Ключ входит в замок как нож в масло. Дверь распахивается.

– Сабина?!

Тишина. Только шум воды из ванной. Мгновение, и я подхожу к двери.

– Сабина? — повторяю.

Она не отвечает.

Не раздумывая, что есть силы толкаю дверь. В лицо бьет густой пар – вытяжка накрылась, а у меня все нет времени ее починить. Это все отмечаю на автомате, с головой увязая в главном…

Она жива! И из одежды на ней… Ничего, ага. Только прижатое к груди полотенце, которое мало что способно прикрыть. На секунду я теряю дар речи. И способность дышать. В первую очередь, конечно, от облегчения. Но еще и от ее красоты. Кровь отливает от головы, устремляясь к паху. Обнажённые хрупкие плечи, изящные ключицы. Мокрые волосы налипли на грудь. Кожа чуть покраснела от горячей воды. Мягкие соски разрумянились…

– Вы чего?.. – пугливо интересуется гостья, прикрываясь ладонями. – Вы... с ума сошли?

– Я сошел?! – машинально делаю шаг вперед и вдруг спотыкаюсь, зацепившись за… гребаные шторы?! – Это ты сняла?!

– Я! – едва не плача, кричит Сабина. Так, Лёх, стоп. Тормози. Пугаешь ведь девку! Шарахаюсь в сторону. Поворачиваюсь к ней спиной. Только что толку? Она же все равно перед глазами стоит.

– Зачем, можешь мне объяснить?! – сиплю я.

– Хотела вас порадовать!

– Сняв шторы? – туплю.

– Постирав их! Прибравшись. Тут же все в пылище…

Наверное, в этом есть какая-то своя логика, так? Думай, Лёха, думай!

– То есть… – чешу репу, продолжая все так же стоять к ней спиной, как последний придурок. – Ты хотела меня порадовать и для этого постирала шторы?

– Именно это я и говорю! А еще окна вымыла! И у-ужин приготовила. Слушайте, может, я сначала оденусь?

– Да, конечно. Извини. Черт…

Вываливаюсь из ванной. Прохожу в кухню. Окна голые, да. И действительно блестят чистотой. В воздухе витают божественные ароматы домашней еды. Думаю, в последний раз на этой самой кухне готовила еще домработница деда.