– Бедная ты моя, бедная, – бормотал Теряев.

Во дворе, глядя вверх, стояли бабушка и Ира. У ног – ведро. Ира держала лопаты.

Суровый Сосед приблизился взглянуть в ведро.

– Навозная болтушка, – строго сказала бабушка.

Суровый Сосед брезгливо шарахнулся в сторону и тоже посмотрел вверх.

– Опять?! – мрачно сказал он.

На крыше передвигались Теряев и Витя, сидел Карлсон с биноклем и летал попугай Август.

Теряев и Витя, освободив березку, собрались уходить.

– Вы без меня идите, – сказал Карлсон. – Я здесь на посту посижу. За Землёй посмотрю. Вдруг опять пожар случится или ещё чего.

– Ну, извини! – простился Витя.

Витя и Теряев в лифте опускались вниз. Витя держал в руках деревце, а Теряев стоял у застеклённой створки и глядел, как у самого его лица мелькают металлические перекрытия и сетки шахты. Не оборачиваясь к Вите, он сказал:

– Ты знаешь, а я больше в Африку не поеду.

– Это ещё почему? – искренне удивился Витя.

Теряев обернулся к нему и посмотрел на березку в Витиных руках долгим нежным взглядом:

– Я за Ирой в лагерь поеду, – сказал Теряев. – Пропадёт она там без меня.

– А-а-а… – протянул Витя. – Ну, извини.

…Они сажали берёзку во дворе в заранее приготовленную для посадки ямку.

Витя вбивал в ямку колышек, чтобы потом привязать к нему деревце.

Теряев погрузил корни берёзы в навозную болтушку, в ведро.

– Подержи её там подольше, – сказала бабушка.

– Да будет лес! – сказал Теряев задумчиво.

– До солнца! До звёзд! – завопила Ира. – Даёшь непролазные дебри! Перевернем весь мир с ног на голову! – и она хлопнула Теряева по плечу.

Он посмотрел на Иру и сказал:

– С головы на ноги.

Ира посмотрела в задумчивые теряевские глаза и несколько поутихла.

Суровый Сосед ходил вокруг и всё собирался что-то сказать, но слова не находились.

Теряев опустил корни деревца в ямку.

Витя и Ира принялись зарывать, иногда поливая водой.

– Помногу-то землю не бросайте, – предупредила бабушка.

Она посмотрела на птиц в небе, на внука и его друзей, на Сурового Соседа, грустно сидевшего в отдалении, на посаженное деревце и сказала, ни к кому особенно не обращаясь:

– Выживет. Примется и выживет.

И берёзка пошелестела в ответ маленькими жёлтыми листьями.

Конец.

В сценарии использованы стихи А. С. Пушкина, Б. Заходера, М. Исаковского, Д. Садовникова, песня «Варяг» и детский фольклор русского народного поэтического творчества.

М – 1982.

В концертно-театральном мире предреволюционных лет России не было, пожалуй, личности более романтической, почти легендарной, чем Надежда Васильевна Плевицкая, урождённая Винникова. Трудно поверить, что искусство этой крестьянской певицы-самородка могло найти столь восторженный отклик у самых требовательных и интеллектуально утонченных слушателей.

«В госпоже Плевицкой теплится священная искра, – писал критик С. Мамонтов, – та самая, которая из вятской деревни вывела Федора Шаляпина, из патриархального старокупеческого дома – Константина Станиславского, из ночлежки золоторотцев – Максима Горького».

Ныне пришло время вспомнить о тех годах, когда юная Дежка, дочь простого мужика Курской губернии, неожиданно стала звездой русской эстрады, когда её имя на афишах печаталось аршинными буквами, а билеты не её выступления шли втридорога. И прав был критик, писавший, что именно она «внесла в репертуар популярной песни, выродившейся в форму так называемого «цыганского романса», оздоровляющий народный характер.