Теряев долго думал и смотрел вокруг себя, а потом сказал:

– Мороженого.

Шёл классный час.

Теряев сидел за партой, нахохлившись и стискивая от волнения руки. Не отрываясь, смотрел на Барсукову – председателя совета отряда, не очень, однако, понимая, что она говорит.

А Барсукова стояла возле учительского стола и говорила:

– И поскольку Тарасюк по-прежнему прогуливает уроки, не готовит домашнее задание и грубит учителям, мы не можем принять Тарасюк в ряды пионерской организации. Садись, Тарасюк.

Тарасюк была длинная, тощая девочка.

– А ну вас всех, – беззлобно сказала она, сдув со лба челку, и села.

– Теряев! – вызвала Барсукова.

Теряев вскочил так, что едва не опрокинул стул.

– А вот с тобой, Теряев, дело обстоит совсем иначе, – расцвела улыбкой Барсукова. – Ты оправдал доверие товарищей. И принимая во внимание совершённый тобой героический поступок – спасение ребенка на пожаре, мы нашли возможным не дожидаться конца испытательного срока, данного тебе, и принять тебя в ряды…

– Ур-ра! – закричал Теряев, выбивая барабанную дробь по крышке парты.

И была Красная площадь. Голуби, иностранцы, милиционеры и молодожёны.

Теряева принимали в пионеры в здании Исторического музея.

Бабушка, Ира и Витя стояли в пёстрой родительской толпе. Они видели, как Теряев вышел на ковёр к красному знамени с тяжелыми золотыми кистями.

– Я, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации, – закричал Теряев, – перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза.

Забили барабаны.

Комсомолец, застенчивый долговязый юноша, подошёл к будущему пионеру повязать пионерский галстук.

Пальцы плохо слушались его. Теряев ему помог.

– Спасибо, старик, – сказал юноша, вручил Теряеву барабан и отошёл.

А потом Теряев в пионерском галстуке, одуревший от радости, с барабаном на ремешке через плечо стоял среди остальных, уже принятых в пионеры, и ласково прикасался пальцами к барабану.

Теряев вдруг поморщился, как от нефизической боли, или острой жалости, или горечи прощания, и прослезился.

А над головами людей, в коридорах и залах музея, над тачанками и пулемётами грохотали детские голоса:

– Я, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира…

Ира и Витя стояли неподалёку от здания музея, возле Витиного фургончика.

– Все, – сказал мрачно Витя. – Теряев превратился в пионера. Теперь ему будет не до нас. Накрылась теперь наша баня.

Ира внимательно посмотрела на Витю и сказала:

– Хочу куклу.

– Чего?!

– Куклу хочу, – у Иры стало отчаянное, тоскливое лицо. – Должен же быть кто-то, кому ты нужен, кто нужен тебе.

– Я подарю тебе куклу! – испугался Витя. – Ирочка, ты только не плачь!.. Едем! В «Детский мир». Здесь совсем рядом, – и он взял Иру на руки и посадил в машину.

Ира засмеялась.

Обходя фургончик и садясь за руль, Витя пробормотал:

– Уж мне эти женщины! Никакой логики!

Был яркий, осенний день. Улетали птицы. Их клин был так высоко над землёй, что совсем не было слышно голосов. Зато был слышен голос Теряева. Он пел:

– Корни не повреди, – предупредил Витя. – Бабушка сказала, что главное – это здоровые корни, хоть и слабые.

На крыше Теряев и Витя извлекали берёзку из плена штукатурки и железа. Они осторожно, пальцами и совками освобождали тонкие берёзовые корни.