— Ничего я такого не делаю, — скрещиваю руки на груди и снова смотрю на Адону. — А вот вы явно не в тему возле женского туалета. Подозревала, что у вас мноооого грязных секретиков, но заглядывать в дамскую уборную — это совсем фи, Адону.

Валерий Железный Германович  смотрит на меня и дует ноздри, как застоявшийся в стойле конь.

— Антонина ждала меня в этом кафе и забыла шаль, мы собирались поехать в другое место, — поясняет, поднимая руку с какой-то цветастой тряпкой и подсовывая её мне под нос, как будто у меня близорукость, дальнозоркость, миопия и расслоение сетчатки в одном флаконе. — У нас сегодня годовщина.

— Соболезную, — отвечаю я.

Потеряв к чернобровому великану интерес, отворачиваюсь к своей пальме. И в этот момент, когда я уже планирую оставить гонителя с греческой фамилией позади, вижу, как телохранитель крадет у Луизы поцелуй. Он ждёт, пока Гошенька уронит игрушку, полезет за ней под стол, и присасывается к её губам, как энцефалитный клещ к открытой коже на лесной поляне.

— Вот же зараза! — охаю я, прижав ладони к губам. — При ребёнке! Я должна всё рассказать Петру! — Делаю я решительный шаг из-за густолистой мохнатой  пальмы.

Но как бы я ни дергалась, всё равно остаюсь на месте. Очевидно, меня кто-то держит.

— Эй, — смотрю я на лапищу Адону, сжимающую моё предплечье. — У вас же годовщина, там Антонина сейчас простынет и снова загремит в больницу без своего носового платка, а вы других женщин лапаете.

— Я отпущу вас, когда вы успокоитесь.

— Я спокойна, как древний дракон, спящий на своих сокровищах и мечтающий откусить вам конечность! Пустите меня сейчас же, Адону, а то я заверещу.

Железный щурится, но продолжает меня держать, вот же прицепился.

— Вы никому ничего не расскажете, нянечка, потому что вы не полиция нравов, а Гошина воспитательница.

— Вам нравится меня трогать? — моргаю я.

Адону смеётся, как будто это прям вообще нечто невероятное.

— Вы должны пойти и сделать свою работу, а не маятся дурью.

Я наклоняю голову к плечу.

— Вы что-то не договариваете, благодетель вы наш. Всё-таки подсматривали в туалете? — злорадствую.

Адону громко выдыхает. Снисходительно так, будто у меня не все дома.

— Луиза моя кузина, и мне не нужен их развод.

— Вы продажный чурбан! — забавно топаю ногой.

А Адону снова смеётся, словно лет мне, как Гоше, и я ем песок в песочнице. Высвободив свою руку из его цепких лап, я на секунду притормаживаю.

— Если вы расскажете про Фёдора и Луизу, я поведаю боссу про вас и  Антонину.

Мои глаза раскрываются шире, я возмущена до предела. Он  меня обставил! Если он донесёт Петру, то меня точно уволят. Богатые поддерживают богатых. Никто не встанет на сторону несчастной нянечки, тем более если Луиза кузина Адону. Но сейчас меня бесит другое.

— Вы знали о том, что они любовники?! — кривлю рот, явно не добавляя себе шарма.

— Ну я же не слепой и вижу, когда мужчина и женщина спят друг с другом.

— А Пётр, значит, не видит?

— Пётр давно не смотрит на Луизу.

— Зачем же они тогда живут вместе, Шерлок?

— Вы забавная, нянечка.

Опять он за своё. Театрально закатываю глаза. Вот почему он со мной так разговаривает, будто я щенок из первого помëта? Я, между прочим, взрослая женщина.

— А живут они вместе, нянечка, потому что есть много «но».

— Это очень грустно.

— Это их дело.

— Ну да, Пётр ведь тоже гуляет. И всё равно это ужасно.

— Не  ужаснее, чем обливать соком незнакомых людей в ресторане.

Адону ухмыляется, будто поймал  мою лохматую башку сачком для бабочек, а я снова хмурюсь, глядя на него искоса. Вот же скользкий, чешуйчатый гад. Ну погорячилась, ну с кем не бывает.