Мы со Львом поворачиваемся друг к другу, переглядываясь. По крайней мере, это не мой косяк. И, пока Оксана разрезает мясо для бабушки, ухаживает за ней и интересуется, не слишком ли жёсткие ей попались куски, я наклоняюсь к львиному уху. Так же, как и он, подбираюсь ближе некуда.

— Ещё бы сказал, что мы в космосе познакомились. И пришлось бы в срочном порядке шить для меня скафандр. Вот чем думал, Лев Валерьянович?

После чего Лев шепчет мне в ухо:

— Я думал, что в твоём возрасте вообще не существует людей, не умеющих…

— Эй, влюбленные, хватит шептаться, — смотрит мимо нас бабушка Насти, но при этом смеётся. — А ты, Оксана, прекрати эти свои намёки на очные ставки. Если Ирина не хочет, она не обязана для тебя баттерфляи демонстрировать вперемешку с кролями. Не обращайте внимания, Оксана долгое время в комиссии на выпускных экзаменах работала. Так она всех подозревает в обмане, шпаргалки, как ищейка косточку, за километр чует. Но ты уже не в школе, Окси.

— Ох, что ты натворила, — вырывается само собой, когда я замечаю, что, пока все слушали львиную маму, Настенька встала со своего места, обошла стол и высыпала целую солонку в тарелку Оксане. И как только эта надзирательница не заметила!!? Так старательно поглаживала ладонь старушки, ловя каждое её слово, подлизываясь к львиной маме, что пропустила диверсию от маленького львёнка?

***

— Извините, Оксана, дочь просто подумала, что это моя тарелка.

Приподнимаюсь и резко меняю наши блюда местами. И пусть я своё уже начала, но лучше надкусанное мясо, чем гора соли на нём.

— В угол! — верещит шапокляк и тоже приподнимается, на меня внимания не обращает, как будто меня здесь нет. — Сейчас же в угол! Я видела, что ты сделала с туалетной бумагой на втором этаже: половину рулона скрутила и медведя обмотала, а ещё ты всё время перебиваешь и позволяешь себе перечить взрослым, глядя им в глаза. В угол, немедленно! — И тычет в сторону своей худощавой, длинной рукой с крючковатыми пальцами.

Лев вздыхает, ему стыдно за дочь. А у меня всё внутри закипает. Не дам обижать Настю. Она, конечно, шкода и разбойница, но девочка глубоко несчастная, и ей нужно нормально объяснять, а не орать. К тому же эта Оксана кто такая вообще? Кто, блин, она такая, чтобы орать на нашего маленького львёнка? В гостях не вопят, а ждут, когда родители сделают замечание.

— Что случилось, Оксаночка, ты чего верещишь? — интересуется бабушка, хватая свою фаворитку за руку.

Та ей в двух словах описывает ситуацию. Причём называет Настю невоспитанным исчадием ада.

— Оксана, — начинает Лев деликатничать, — нам очень неудобно…

Пфу, блин. Его дочку такими словами, а он пытается заняться мирным урегулированием. Не могу! Просто не могу этого выдержать!

— Спасибо за компанию. — С грохотом отодвигаю стул, бабуля вздрагивает, а я беру Настеньку за руку. — Но нам пора делать уроки. Всем ещё раз приятного аппетита. Милая, человек сам может посолить себе еду, если ему захочется. Так делать нельзя, пойдём.

Настя послушно вкладывает ладонь в мою руку, и под пристальными взглядами Оксаны и Льва мы поднимаемся наверх. Повисает неприятная тягостная пауза.

— Не делай так больше. — Закрываю я дверь в детскую на втором этаже.

— Она мне не нравится, дура какая-то! — Забирается на диван с ногами Настя и сжимает руки, скрещивая их на груди, затем недовольно рычит.

— Перестань. Есть такое понятие как правила приличия. И взрослые люди лучше знают, как надо себя вести. Взрослых нужно уважать. Твоему папе теперь стыдно за тебя перед бабушкой и этой Оксаной. Не надо так делать. За столом дети должны вести себя прилично. Одно дело — баловство, и совсем другое — злостное хулиганство. — Присаживаюсь я на край кровати, испытывая дикий стресс.