И он снова наклоняется, опять-таки приближаясь к самому моему носу, как будто на приличном расстоянии я не могу его понять или услышать. И сердце пускается вскачь, и кровь лавой бежит по венам, но я не двигаюсь. Близёхонько мы, в двух миллиметрах.

— Нет, Евангелина, раз маме нравится, пока подождём.

Лёвушка рад. В гроб ложиться рано.

— А нарядил ты меня так зачем? Какая необходимость? Мама не видит, а Оксане, кажется, всё равно, что на мне напялено.

Лев делает театральную паузу, давая мне возможность осмыслить услышанное:

— Нравится, когда ты бесишься.

И уходит. Куда-то влево. Искать на кухне дочь. А я хочу возмутиться, да только некому.

***

— А как вы познакомились? — спрашивает Оксана.

Мы сидим за гигантским обеденным столом в гостиной. Нам уже подали суп и второе. Эта шапокляк как будто чувствует, что здесь что-то не так, и пытается подловить нас. А может, физиономия у меня такая, что сразу понятно, — эта самозванка врёт. Интересно, Лжедмитрии тоже палились на пустяках?

Лев с ужасом смотрит в мою сторону, а я, воткнув вилку в мясо, опускаю голову. Не нравится то, как я поддерживаю легенду, значит, буду молчать. Очень надо мне стараться ради него. Пусть сам выкручивается. А то «убью», «разорву». Обидно, между прочим. У меня тоже гордость есть, в конце концов.

— Мы познакомились в бассейне. Ира участвовала в соревнованиях, а мы с другом пришли поболеть за младшего брата одного известного в нашей стране бизнесмена. Она за университет плыла, — он опускает голову, потом поднимает и загадочно смотрит вдаль, в глазах появляется нежность, воспоминания тревожат его душу, это очень заметно.

Он всё ещё неравнодушен к ней. Сердце этого мужчины занято, несмотря на напускную лёгкость и весёлость, он очень тяжело переживает тот факт, что их с дочерью бросили. В общем-то, я так и думала. Ни один успешный мужчина не смог бы принять подобное, в их природе добиваться цели, а не упускать добычу из лап.

— Ира вообще любила, ну в смысле любит, — поправляет он себя, на меня не смотрит, хотя для поддержания легенды надо бы, — обожала, когда училась, всю без разбору общественную деятельность. Поэтому и на лыжах бегала и в олимпиадах участвовала. Её баттерфляй был лучшим в тот день. Спортивная, техничная и быстрая как стрела.

Это, видимо, реальная история его знакомства с женой. И всё бы ничего, но… Я наклоняюсь к его уху.

— Я не умею плавать.

— Как?

— Вообще никак, как бревно.

Лев широко улыбается, стараясь не показывать своего смятения.

— Да, мама отлично плавает, — с грустью отмечает малышка. — А я люблю нырять. Мама научила.

Мне вдруг становится не по себе и больно за неё. Я поднимаю руку и кладу ладошку на её маленькие, хрупкие пальчики. Глажу, легонько сжимая. Ей этот цирк совсем не на пользу. Она скучает по настоящей маме. Я представляю, как ей больно, когда в школе задают учить стихи про маму, когда за всеми детьми приходят, обнимают и целуют, интересуясь, как прошёл их день. А она по сути совсем одна. Папа никогда не заменит маму. Он часто на работе. Отпустив её руку, я прижимаю малышку к себе. Она сидит рядом со мной по правую руку, а Лев — по левую. Приобняв дочку Льва, я целую её в макушку, ну и пусть сегодня утром она расписала чёрным маркером голландские обои в кабинете на втором этаже, никогда нельзя убивать в ребёнке желание творить.

— В доме есть бассейн? — интересуется Оксана.

— Целый спа-комплекс, — улыбается мой муженёк, очевидно, не почуяв опасности.

— Прекрасно, я бы с удовольствием глянула на баттерфляй Ирины.