Но Лев отшагивает от меня. Гордо выпрямляется, как и положено царю зверей. Смотрим друг другу в глаза. По коже бегут тупорылые мурашки. Гоню их. Нашли время.

— Вы же понимаете, Евангелина, что всё это исключительно для конспирации? — говорит он интригующим, глубоким шёпотом.

— Безусловно, — киваю, отвечая так же таинственно, вполголоса.

— Чтобы вы ничего лишнего себе не придумывали.

— Ну конечно нет, ещё чего, — как можно спокойнее.

И снова глаза в глаза. Его роскошному глубокому взгляду позавидовали бы модели Хьюго Босс, а он ещё и умный, и интересный, и округлые, мощные плечи водолазку рвут в разные стороны.

— Мы оба играем роль, Ева, вы обязаны с этим смириться.

— Ну да, безусловно, — соглашаюсь.

Но дышу ртом, потому что носом не помню как.

— Почему ваше «ну да» звучит как-то неуверенно?

— Нормально звучит. Сами не придумывайте, впились в меня как клещ, а теперь ещё чего-то хотите.

— Так я и знал, — всплеснув руками, — что вы не сможете поддерживать деловой стиль общения.

— Ну да, это было очень «по-деловому», — хихикнув.

— Конечно. Это часть вашей работы. Вы просто любите сочинять истории по любому поводу, поэтому я всё уточняю и объясняю.

Махнув на него рукой, отворачиваюсь, начав собирать разбросаные Настей по комнате вещи.

— Летом мне исполнилось восемнадцать, я только закончила школу, так как поздно пошла в первый класс, и поступила в университет ещё в мае, после подготовительных курсов. И вот в награду родители отправили меня в достаточно известный болгарский лагерь; яркий проспект обещал бурю невероятных эмоций и впечатлений. Я не хотела ехать в Испанию или Францию, мне хотелось чего-то попроще. И уже в аэропорту, распрощавшись с отцом и матерью и увидев много классных парней, я поняла: будет очень весело. Но в голове сразу всплыла проблема: я не умею целоваться. Я даже не знала, как это! Мы с подругой тренировались на помидорах, но вы же понимаете, Лев Валерьянович, что это всё не то.

Он, нагло гоготнув, надменно скрещивает руки на груди и, широко расставив ноги, смотрит на меня, наклонив голову к плечу. Вот не любит он мои истории, а сам слушает, раскрыв рот. Не мужик, а сплошное противоречие.

— Не поздновато ли для первого поцелуя, Ева? Вы ещё скажите, что в университете были невинны.

Скривившись, продолжаю. Это вообще не его дело. Так спросил, словно выведать пытается.

— Первые две недели в лагере шли как по маслу: море впечатлений, знакомств, веселья и смеха… Я тогда тусила с ровесниками, но понимала, что ничего серьёзного из этого не получится. Нашим вожатым был двадцатилетний студент Миша. Высокий брюнет с ярко выраженными скулами и бездонными синими глазами, красавец, лицо как с обложки.

На этой фразе Лев отчего-то начинает разглядывать потолок.

— Девчонки вешались на Мишу, но я никаких чувств, кроме дружеских, к нему не испытывала. Однажды на костре он играл на гитаре. Было очень душевно, и иногда я чувствовала его взгляд на себе, но никакого значения этому не придавала, он всё же был вожатым, а мы совсем ещё девчонками. И после отбоя в тот день в нашей спальне началась дикая борьба подушками. В процессе игры я не заметила, что к нам присоединился Миша. Вожатый дурачился вместе с нами.

— Какой лукавый, хитроумный и пронырливый молодой человек, — усмехается Лев.

— И не говорите, Лев Валерьянович, прям самец южноамериканской лисицы, ей-богу.

Мой «муж» улыбается.

— И тут одна подушка полетела на балкон, и мы с Мишей одновременно побежали за ней. И вот мы уже стоим вместе на холодном полу, а девочки закрывают за нами дверь и дружно хихикают. Смеясь, я стала кричать и просить нас выпустить, но они вышли из комнаты, оставив нас запертыми.