– Смешно тебе, Вадим? – хмыкнул отец. – Со мной не поделишься? Вместе посмеёмся.

– Пап, что такое «Спелые решения»? – протянул Вадим, потирая запотевшее стекло пассажирской двери.

– Что ты сказал?! – вскричал отец.

И тут грузовик с прицепом, который ехал вслед за ними, неуправляемо развернуло поперёк трассы. Вадим не сразу понял, что это не умелый разворот водителя с яблоками за спиной, а потеря управления. Завертело «Спелого», что тащился за их спиной. Гудел он там настойчиво, выл, звал на помощь.

Запоздало парень понял – он наблюдает происходящее не в боковое зеркало, а в слепую стекляшку в руках, с которой чёрная ткань сползла, и оно показывало яркую картинку. Внезапно впереди резко застопорилась вторая яблочная фура, со скрежетом снеся машину перед собой. В висках застучала кровь, и он испуганно глянул на отца, а тот ударил по тормозам. Резанул ухо мерзкий лязг. Машину дёрнуло. Ремень безопасности откинул Вадима назад и прилепил к сиденью. Успел всё же папа вовремя остановиться. Успел… Переглянулись с отцом. Вадим чуть успокоился, прикрыл глаза, расслабленно выдохнул, крепко обнял облезлое зеркало и прижал к себе. И тут же его окатило ужасом: ведь неуправляемый грузовик по-прежнему позади них!

– Папа, он за нами! – закричал парень. – Он…

В ту же секунду мощный грохот оборвал его голос, стихийный бросок вперёд вышиб из него воздух, скрип разорвал ушные перепонки, удар в голову оборвал время, а взамен обещанному пару минут назад безоблачному будущему пришли яблоки.

Яблоки… Яблоки… Почему яблоки?..

Ледяной дождь захлёстывал в разбитое лобовое стекло и бил по щекам. Стеклянное крошево развалилось на бардачке напротив, ещё прилипло к одежде, копошилось в волосах, на лбу, щеках и губах, забилось в нос и рот, мешало дышать. Ремень безопасности вдавливал Вадима в сиденье так сильно, что теперь душил и ломал грудь. Парень искал кнопку, чтобы отстегнуться, но пальцы вновь и вновь соскальзывали. Хотел освободиться и вырваться на воздух, но вместо этого давился, захлёбывался, хрипел. Он задыхался, а сам всё крепче прижимал к себе слепое зеркало. Отец просил подержать, и Вадим подержит, сколько сможет. Правда, он ног совсем не чувствовал, словно их и не было. Не понимал, что с ним, почему дышать так тяжело, что мешает выбраться на улицу. И где папа… С каждой секундой видел всё хуже, словно краски вокруг медленно выкачивали в неизвестность, а взамен внутрь автомобиля, где они с отцом сидели, вливали ночную черноту, глубже и глубже вдавливая Вадима в удушье.

– Папа… – прохрипел он, уже почти не управляя собой. – Папа…

Но никто не отвечал. Перед собой он вдруг увидел заляпанные грязью красные яблоки и, вспомнив всё, дёрнул головой к отцу, но в туже секунду потерял сознание.

Когда же Вадим пришёл в себя, всё как в тумане стало, во сне, не с ним, а с другим человеком. Он был в машине скорой помощи. Видел уже, различал цвета и запахи. Пошевелиться не мог, а боль в ногах была такой нестерпимой, что он, не переставая, стонал. Врачи непонятно что говорили ему, спрашивали, спорили между собой, куда-то везли. Трясло сильно. Проваливался в ничего и возвращался в немощь. Белый потолок и слепящие лампы кружились над ним.

– Папа… где же папа?.. – шептал он, не понимая, что происходит. – Вместе же были…

Никто не откликался, а сам он то и дело терялся в странных сумерках, и ему снова и снова чудились осколки зеркал. Так много было этих стекляшек – запачканные они, неухоженные и старые. Разбили люди целые зеркала и за ненадобностью выбросили. Бесполезными они стали и неживыми, как и сам Вадим.