– Что там про Кирилла, – на долгом выдохе протянул Артём, – здесь он или…

– Нет, не здесь, – перебил его Вадим. – Нужно в город.

Задел он Артёма с Алисой, сам понимал. И хотя они знали, что Верес-младший умеет говорить с отражениями, но тому, как именно происходят такие беседы, свидетелями ещё не были. Растерялись, похоже, брат с сестрой, когда увидели, что он сознание потерял, испугались, когда конвульсии начались. Вадим ведь не удосужился до нового сеанса общения с отражениями, рассказать друзьям, что и как именно с ним произойдёт, бездействовать им или бросаться на помощь. Бывает, он стоит и не шевелится пару минут, словно под гипнозом: глаза раскрыты, зрачки расширены, почти не дышит. Иногда кровь из носа хлещет, что не остановить. Или он, как слепой, идет на ощупь и не отзывается на оклики. А когда Вадим выходит из отражений, всегда с ним случаются такие болезненные судороги, что не отличишь от эпилептического приступа.

Со стороны, наверное, это жутко и неприязненно выглядело, ему же изнутри иногда бывает ещё страшнее, когда отражения не отпускают. Сегодня как раз и было у него сложное погружение в чужое прошлое с полной потерей себя среди живых. Не успел Вадим обсудить с ребятами возможные подробности собственного входа в отражения и выхода их них, увлёкся поиском ответов, отключился, забыл обо всех и обо всём. После возмущался на Артёма с Алисой за их непонятливость и неспособность проникнуться его чувствами и болью, когда стекло долго не отпускает. Он был слишком уж холоден с ними. Не прав ведь, и ладно. Оправдываться парень не собирался. Кивнул в сторону моста и пояснил:

– Нам в город. Я покажу, что мне показали, и где показали. Оттуда и начнём.

Нужно было торопиться, и Вадим первым шагнул на полуразрушенные ступени лестницы изнанки набережной, поднялся чуть вверх, обернулся и протянул руку Алисе, что шуршала позади. Она не отказалась, ухватилась, шагнула вверх, но оступилась, пошатнулась назад и его за собой дёрнула. Он сильней потащил её на себя, притянул близко, чтоб уж наверняка не свалилась в реку, и осторожно приобнял за талию.

– Ну, ты даёшь, Верес! – хмыкнул Артём, резво обогнав неуклюжую пару и тут же рассмеялся.

– Я помогаю Алисе подняться по этому подобию лестницы, – неприступно отозвался Вадим. – И только.

– Это понятно, – не успокаивался Артём, поглядывая на руки друга на талии сестры. – Я так и подумал.

– Идёмте уже, – отмахнулся от него Вадим.

***

Полчаса пути по угрюмому городу, который с самого утра мок от ноябрьской измороси, и ребята оказались на месте. Вот и перекресток, который недавно показало обиженное зеркало. Впереди серела пустынная улица: высились старые дома пятиэтажные, теснились друг к другу магазины с яркими вывесками, и почти не было людей.

Вадим с опаской осмотрелся, нет ли поблизости грузовика с яблоками во лбу. Потыкал на всякий случай носком кроссовка разметку на асфальте – нет, он не лип к ней, и это хоть немного успокаивало. Потом зябко повёл плечами, оглянулся на удивлённых друзей, и они вместе прошли пешеходный переход и сразу наткнулись на окна.

Окна, их много здесь оказалось, и были они настолько разными, что в первое мгновение Вадим потерялся в раздумьях о том, в каком из них найдётся самое качественное отражение. Одни окна явились легкодоступные у самой земли, заляпанные грязью по верхушки рам, со сколами и трещинами, безликие и одинокие. Другие – важными, с чистыми стеклами, белоснежной отделкой, стильными шторами или модными расцветками жалюзи внутри. Парень устало вздохнул и, выбирая к какому обратиться, понуро глянул на собственное отражение почему-то именно в гордом окне. Как вдруг подёрнулся, собрался обратно в уверенного и решительного Вадима Вереса, стряхнул с макушки мелкие капли дождя, взбодрился и тут же оглянулся на друзей. Втроём остались они посреди улицы, что лениво тонула в мокрых сумерках. А вокруг одиноко. И даже остановка общественного транспорта оказалась безлюдна.