Пашенька?

Я на грани того, чтобы не испачкать подъезд содержимым своего желудка.

― Так точно, мадам, ― позерствует тот и, встав по стойке смирно, отдает честь двумя пальцами, приставленными к голове.

Мама не скромничает и внимательно изучает примечательную внешность Жарова, особенно восхищается его самодовольно-обольстительной улыбкой и клоунской манерой общения. Она предпочитает серьезных мужчин и откровенно льстит Жарову, заинтересованно разглядывая его привлекательное лицо.

Мой папа был военным. Человек строгий, немногословный, не мог похвастаться модельными данными, но за ним мы жили, как за толстенной бетонной стеной. После его гибели на службе мама долго не могла оправиться от потери. И когда, наконец, две недели назад решилась показать мне фотографию Николая Григорьевича, я сразу отметила очевидные внешние сходства с отцом, однако она это категорично отрицала.

Ее радушно-взволнованная улыбка расползается все шире и шире.

― Я Алексия Михайловна, ― с легким намеком на кокетство представляется Жарову, протягивая руку. ― Но ты можешь называть меня по имени.

― Очень рад знакомству, ― этот льстец наклоняется и целует ее тыльную сторону ладони.

От такого зрелища только и хочется, что бесконечно закатывать глаза, пока те не выкатятся из орбит.

― Ой, чего это я держу вас на пороге, ― посмеиваясь в ладонь, мама отступает в сторону и освобождает проход в квартиру своего жениха. ― Заходите, детки, заходите.

― Какая прелестная женщина, ― наклонившись, шепчет мне Жаров, подмигивает зачем-то и переступает через порог.

Сама мысль о каком-либо родстве с Пашей пугает, и, разуваясь в прихожей, я накидываю варианты отговорок для будущих семейных застолий. Если, конечно, мама и Николай Григорьевич поженятся.

Нет. Они точно поженятся.

Мама упоминала, что у Серпухова есть сын. Я и предположить не могла, что им окажется Павел Жаров. В прошлом меня интересовало его происхождение, семья, увлечения и вообще: все-все-все, связанное с ним. Но у нас не было возможности сесть за столик для душевных многочасовых разговоров о личном. Редкие, быстротечные встречи и одна безумная ночка ― вот из чего состоит багаж воспоминаний об этом человеке.

Я немного нервничаю, когда иду за мамой и Пашей вглубь квартиры. Масштабы жилья Николая Григорьевича поражают. Двухуровневый пентхаус с преобладанием красной породистой древесины в интерьере. На первом этаже находится большая гостиная с камином, из двухстворчатых окон открывается вид на благоустроенный охраняемый двор.

― Коль, ты скоро? ― кричит мама, когда мы проходим мимо лестницы. ― Дети приехали, Коль!

Со второго этажа доносится в ответ приглушенный голос и бряканье:

― Пять минут, Лесь! Садитесь за стол без меня.

― Чем ты там занят?

― В кабинете я! Бутылку ищу. Ну, ту… помнишь?

Мама прищелкивает языком, с теплотой усмехается и смотрит на нас.

― Пойдемте. Скоро утка приготовится.

― Я пойду отцу помогу, ― оповещает Паша и протягивает ей коробку со сладостями. ― Это вам.

Моя мама с благодарностями принимает сладкий презент от Жарова. По взгляду вижу, как ей не терпится открыть и пощупать, обглядеть со всех сторон каждую сладость. О, ей понравится, ведь она перепробовала весь ассортимент, за исключением марципановых конфет и других десертов с орехами. У нее на них аллергия. Конечно, если бы я знала, кому конкретно собираю бокс, то не стала бы класть их к остальным вкусностям.

― Пашенька, какой великолепный подарок! Спасибо большое, ― она протягивает руку и треплет Жарова по плечу.

Паша на секунду задерживает взгляд на моем лице и, поднявшись по ступенькам, скрывается на втором уровне квартиры.