― Что? ― шиплю я.

― Почему такая угрюмая?

Ах, как же мерцают глаза негодяя. Я на мгновение теряю бдительность, ловлю флешбеки и переношусь сквозь фантасмагорические абстракции в прошлое девятилетней давности… прямиком в те кошмарные деньги, когда 24/7 в мыслях был он. Павел Жаров. Нон-стоп, блин.

Заправляю за уши каштановые пряди волос и прикладываю усилия, чтобы изобразить вежливую улыбку.

― Тебе показалось. Я не угрюмая.

― Врешь. Так сильно хмуришь брови, что они у тебя в одну сливаются, ― смеется, обводя мановением пальца овал своего привлекательного, породистого лица.

Я прищелкиваю языком и закатываю глаза.

Он подпирает ладонью подбородок и вздыхает тоскливо, не прекращая пялиться на меня с откровенной и раздражающей прямотой.

Почему же так коробит его присутствие? Разве мне не должно быть плевать на него с высокой колокольни? Разве девяти лет оказалось недостаточно, чтобы замуровать имя Павла Жарова и все чувства к нему ― восхваление, окрыляющую влюбленность, преобразовавшуюся в глубочайшее разочарование ― под толстенным слоем вечной сердечной мерзлоты?

― Отлучусь на пару минут, подымлю, ― он встает из-за стола и покидает кухню.

Я делаю глубокий вдох и сползаю вниз по спинке стула. Дышать теперь гораздо легче, словно с его исчезновением от моей груди отлепился гигантский и давящий сгусток негатива.

― Дочь, привези к нам с Колей Лерусика на следующие выходные, ― деловито просит мама, накладывая в тарелку Николая Григорьевича новую порцию запеченного картофеля.

― Да, Влада, я бы хотел познакомиться с девочкой, ― дружелюбно улыбается мне Серпухов.

― Хорошо, ― я микроскопически киваю и перекидываю копну волос с одного плеча на другое. Шея покрывается испариной от прокатившегося по телу волной лихорадочного жара.

Вовремя Жаров свалил подымить.

― И, э-э, ― мужчина смущенно чешет затылок, ― подскажешь, может, чем она любит заниматься? Вряд ли рыбалкой.

― От телефона своего не отлипает, ― ворчит мама.

― Вовсе нет, ― рвусь на защиту Леры.

― Вовсе да, ― мама отмахивается. ― Как ни приду к вам в гости, она из рук его не выпускает. Зрение портит и осанку.

Я скрещиваю руки на груди.

― Лера много занимается, просматривает видео-уроки и слушает книги с помощью этого телефона, мам. Она же не страдает ерундой.

― Для обучения существуют книги.

― На дворе двадцать первый век, между прочим.

― Ну-ну, не ругайтесь, ― мягко вклинивается в нашу перепалку Николай Григорьевич и ласково треплет свою невесту по руке.

― О ком вы? Кто такая Лерусик?

Я рывком оборачиваюсь влево. На Жарова. Мои глаза чуть не выпадают из орбит. Человек-кошмар с ангельским и безобидным любопытством взирает на нашу скромную компанию, и, в конце концов, тормозит вопросительный взор на моем лице, с которого вмиг сошла вся краска.

― Никто!.. ― откликаюсь я чересчур бурно.

― Моя внучка, ― параллельно отвечает мама.

7. Глава 7

ПАВЕЛ

А вот и подвох нарисовался.

У красавицы-кондитерши с умопомрачительно стройными ногами есть ребенок. Так и не скажешь, что рожала. Фигура ― вышка. Красивое личико с экзотическими нотками, идеальные изгибы и пропорции, гладкая кожа… хотелось бы разглядеть побольше, получше, поближе. Совместить зрительное изучение непосредственно с тактильным. За собой Влада следит и, надо сказать, великолепно справляется с задачей. На пятерочку с плюсом. На десятку. Ну и жесть. Я так на ней сдвинулся, что факт наличия у красотки детеныша меня не отпугивает.

К детям у меня отношение неоднозначное. Я не то чтобы их заклятый противник, но и не фанат. Отнюдь. Скажем так, я с б