Не давит, но удерживает. Достаточно сильно, чтобы я не могла вырваться.

– А я думаю, что ты лжёшь, – говорит он.

Я дышу через раз, наблюдая, как он упивается моими эмоциями.

Ненависть, стыд, страх, отчаяние. Ему нравится всё, что он видит.

Я закусываю губу и почти сразу осознаю свою ошибку.

Губы Рана обрушиваются на мои внезапно – грубо, яростно, словно этим поцелуем он хочет разорвать меня, стереть с лица земли моё достоинство и меня саму. Его рот горячий, настойчивый, лишённый нежности. Это не страсть. Это болезненная демонстрация силы, подчинения, проклятого «ты принадлежишь мне», вырезанного в каждом движении, в каждом резком толчке его губ.

Ран вжимается в меня всем телом, сжимает мои бёдра так, что я чувствую, как ткань платья жалобно трещит под мужскими пальцами. Его хватка – собственническая, хищная. Он не мужчина, а зверь. Дракон, помечающий добычу.

Муж уже проделывал нечто подобное, возвращаясь спустя долгое время. Но сейчас он совсем дикий и безумный. Возможно, метка истинности на него влияет.

Рука с шеи соскальзывает, и я успеваю вдохнуть. Но ненадолго – она тут же ложится на талию, прижимая меня к нему ещё сильнее.

Мои руки сжаты в кулаки и лежат на его плечах. Я не отвечаю, но и не сопротивляюсь. Терплю, чувствуя пульсирующую боль под рёбрами – там, где дико стучит сердце.

Он решил унизить меня. Что же, я принимаю своё наказание.

И вдруг Ран отстраняется.

Резко.

Смотрит на меня сверху вниз, дышит тяжело. В его глазах лютый мрак.

– Течная сука. Уверен, ты уже вся мокрая, – цедит он, вытирая руки об одежду, будто коснулся чего-то мерзкого и неприятного. – А ведёшь себя, как ледяная статуя.

У меня внизу живота предательски тянет, дыхание никак не может выровняться. Но я научилась контролировать себя, научилась подавлять метку истинности и эмоции, которые она вызывает.

Ран – чудовище.

Я перевожу взгляд на руки мужа.

Регаран никогда не снимает перчаток.

Было время, когда я была наивной влюблённой идиоткой в свои восемнадцать и мечтала, чтобы он коснулся моей кожи, чтобы гладил меня и ласкал. Но он всегда носил железные с острыми шипами перчатки, либо заменял их простыми кожаными.

Дурь, гуляющая в моей голове по молодости, быстро выветрилась. А с ней и желание узнать зачем он постоянно их носит.

Я хотела лишь одного – чтобы муж возвращался с войны как можно реже. К моему счастью, так оно и было.

– Ты дала мне повод от тебя избавиться. Теперь я смогу запросить развод, – цедит он.

Да, может. В императорской семье женщине не простят измену. Тем более с воспитанником и родственником мужа. Это скандал, и скоро о нём будет судачить весь Имрияс.

Мелькает мысль, что быть может, Ран сам всё это подстроил, но нет. Это не в его стиле. Какой зверь бы он ни был, у него есть своеобразный кодекс чести. Он ненавидел меня все эти годы, но не пытался избавится, хотя мог бы. Для него долг – превыше всего. А я часть этого долга.

– Думаю, развод одобрят, несмотря на статус вашей семьи, – я выпрямляюсь, оправляю платье и привожу в порядок волосы.

Я специально отделяю себя от них. Впервые за много лет. Мне горько и обидно. Я не справилась.

Но как есть.

Меня и мою семью ждёт позор и осуждение.

6. Глава 3

Наш особняк похож скорее на небольшой дворец. Четырёхэтажный, белоснежный, с колоннами, террасами и балконами, обвитыми цветущим вечношипом.

Его фасад переливается на солнце, будто он покрыт нежной глазурью. Шикарный сад тянется позади особняка – с фонтанами, беседками, редкими деревьями, завезёнными с южных островов.

Здесь всегда сладко пахнет цветами, а по утрам поют птицы.