«Прежде всего, предназначение молодой леди заключается в том, чтобы быть украшением для любого дома, мисс Тернер… Так сказать радовать глаз, а слух можно услаждать к примеру игрой на рояле» выразился он тогда в завуалированной форме, однако Лорейн была совсем не глупой и его намек поняла однозначно. Молчать и сидеть красиво – вот был главный посыл. Да только ее внешние данные оставляли желать лучшего и подобное напутствие из уст нового опекуна звучало уж больно оскорбительно и сильно ее ранило. Хоть старый граф и утверждал, что Лорейн вполне хорошенькая, а уж когда вырастит, так и вовсе станет первой красавицей, девушка не обманывалась этими добрыми, но, в сущности, неправдоподобными заверениями, однако в душе была очень благодарна за них.

В тот день Лорейн всю ночь проплакала от обиды и жалости к себе, а на следующее утро на девушку снизошла холодная решимость во что бы то ни стало преодолеть свой изъян речи. На природу-матушку особых надежд она уже не возлагала, а вот в собственные силы Лорейн вполне еще верила. Учителя и покойный граф часто отмечали ее прилежность и усердие в учебе, так что она взялась за дело со всей серьезностью. Благо, новый лорд Грей не скупился на ее содержание, так что мисс Мансфилд без особого труда разыскала для Лорейн учителя по риторике. Собственно, молоденьким девушкам не было нужды изучать ораторское искусство. Что за блажь в самом деле? Ведь женское образование не предусматривало пылких речей в палате пэров и общество, как и выразился Джейсон, ожидало от дам безупречное исполнение роли в качестве красивого и безмолвного приложения к мужу.

Самое удивительное, что Лорейн даже не пришлось уговаривать свою строгую гувернантку ей помочь. Более того, мисс Мансфилд пошла на невиданную хитрость и не предупредила нового учителя, что его услуги требуются не для молодого человека, а для молодой девицы. Да еще и «соблазнила» приличным авансом, так что мистеру Бруксу ничего не оставалось как возмущаться и плеваться, но приступить к своим обязанностям.

Несколько лет упорной работы и взаимных проклятий привели к тому, что мистер Брукс, к своему немалому раздражению, был вынужден признать Лорейн лучшей среди всех остальных учеников. И все же, каждый раз отпуская в ее сторону язвительное замечание, в тоне и глазах учителя проскальзывала чуть ли не материнская гордость за девушку. А насмешки и колкости между ними стали своего рода привычным ритуалом, за которым стояло уважение и признание друг другу.

Вероятно, природа-матушка оценила старания Лорейн по достоинству и решила сжалиться над ее внешностью. Волосы как-то сами собой потемнели, перестав напоминать высушенную на солнце солому. Ушла детская припухлость и появилась некоторая резкость в чертах лица, однако небольшая наивность все же осталась. А чересчур большой рот неожиданно перестал таковым казаться, превратившись в маняще чувственные губы. Незаметно для самой себя Лорейн преобразилась, став очаровательной красавицей. Мисс Мансфилд же, глядя на свою подопечную, лишь качала головой, приговаривая, что горе тому мужчине, который в нее влюбится.

- Неужели я так плоха, Мэгги? – тогда со смехом вопрошала Лорейн.

- Ты слишком хороша, - вздыхала гувернантка, - Оставайся ты приятной дурнушкой, ты блистала бы своим умом и нашла бы мужа себе под стать, который бы оценил твой незаурядный интеллект. Но теперь твое миловидное и привлекательное лицо многих введет в заблуждение, ведь в обществе хорошеньких принято считать за прелестных дурочек. А мужчины очень падки на внешнюю красоту. Вот увидишь, глупец, за которого ты выйдешь замуж, влюбится в тебя настолько, что не заметит твоего ума. И в этом случае всю жизнь будет вынужден исполнять твои капризы и жить под каблуком.