Он вон какой чувствительный.

Камилла Ринатовна сочувственно подсовывала мне конфеты – мой любимый «Особый» фабрики Крупской – и подмигивала, мол, всё будет хорошо.

Я слушала вполуха, поглядывала на часы и гадала, куда нелёгкая занесёт сегодня нашего старосту. После нашего разговора он вылетел из аудитории со скоростью нового айфона по предпродаже.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила заведующая, когда декан на минуту затих.

Дядя тут же встрепенулся и принялся изображать из себя заботливого родственника. Подошёл, приобнял и вкрадчиво приказал:

– В следующий раз перезванивай.

– Да нормально всё, там температура небольшая была. Котяра приблудный попался, видимо, заразил чем-то.

Дядя Сеймур тут же отпрянул, брезгливо скривился. Мы с родственниками по маминой линии не очень ладили, на самом деле. Они винили папу в том, что мама умерла. И появлялись два раза в год: на Новый год и на мой день рождения. Даже на кладбище мы ездили на разных машинах.

Моё плотное общение с дядей было вызвано исключительно его неудовольствием по поводу моей неуспеваемости.

Камилла Ринатовна рассмеялась и заварила мне чай, заставила сесть и выпить:

– Очень хорошо, что обошлось. А то мы волновались. И где кот сейчас? Сдали ветеринару?

– Почти… Отнесли в музей.

– Странное решение…

Буквально через полчаса я вылетела из кабинета. Облазила весь инст, но Хворя, конечно, уже не нашла. Даже в толчок заглянула. Стыд мне и позор до старческих седин.

Теперь у меня фобия писсуаров, и как я их в первый раз не заметила?

Да ж такое?! Куда он прячется?!

Быстро настрочила Давиду сообщение, но оно так и повисло в непрочитанных.

Это взволновало ещё больше.

Ну же, Давид, где ты? Только не надо опять депрессовать в каком-нибудь туалете!

И тут меня словно что-то подтолкнуло. По главной лестнице я поднялась к кабинету ректора.

Институт у нас находился в здании особняка герцогини Юсуповой – очень харизматичное место. Лестница с лепниной начиналась прямо от входа, разделялась на две части и расползалась в стороны. Центральный пролёт украшало огромное зеркало с пулевым отверстием и табличкой рядом с ним: «След от пули немецкой, 1943 год». Я это зеркало очень любила. Оно вытягивало вверх сантиметра на три.

Ректор обитал на втором этаже в огромном кабинете за высокими стеклянными дверьми. Лепнина стен и потолков сохранилась с имперских времён. Это уже потом к зданию пристроили обычную пятиэтажку с кучей кабинетов, где мы и учились. А фасад у моего института был что ни на есть дворцовый.

Как и кабинет ректора.

Безошибочно узнала спину Давида, которая не задержалась у дверей руководства вуза, а прошла дальше и, пока никто не увидел, толкнулась в узкую стену сразу возле ректората. Стена открылась и проглотила фигуру старосты.

Не поняла.

Как так? На глазах у всех, то есть среди бела дня. Хворь что, тайную комнату нашёл?!