– Чист ты помыслами. То ведаю. Не поселилось в тебе разложение. За зверя лесного вступился. Вообще, странный ты. Не такой, как другие пришлые. Есть в тебе что-то…

Старик о чем-то задумывается. Надолго так задумывается. Прямо зависает. А его зверушки безотрывно пялятся на меня. Мне становиться не по себе от этого.

– Ну, я тогда пойду? – осторожно интересуюсь я.

И так тихонечко отстраняюсь от, до сих пор выставленного в мою сторону, копья. И как у старика рука его держать не устала?

– Куда-и-то ты собрался? – брови деда изгибаются.

– Ээ… – немного подумав, вытягиваю руку с оттопыренным указательным пальцем в сторону, откуда пришел. – Туда.

– И чего там будешь делать? – прищуривается старый.

– К людям выйду, добро начну творить разное, защищать хороших, карать плохих, – быстро нахожусь с ответом я.

В ответ раздается громкое карканье. Это дед так смеется. Угорает он над моими словами с минуту. Затем заявляет:

– Не получится!

– Это еще почему? – удивленно спрашиваю его.

Даже обидно становится. По моему, у меня есть все шансы усилиться и научится сражаться по-местному. Пусть даже помру раз тысячу, но своего добьюсь. Тут то понимаю, что деда можно было и не опасаться. Ну, убьет. И что? Все равно потом воскресну.

Тем временем дед отвечает:

– А кому же ты там нужен? У людей славных доверия к тебе пока нет. Не примут. Порядка не знаешь, сражаться не умеешь. Телом слаб ты. Тебя молода девица неосторожно убить может.

На этом моменте мое лицо заливается краской. Старик в курсе инцидента, или это он так, пальцем в небо? А может действительно «видит» или «ведает»? Ведун все же. Рассказывал нам учитель по истории немного про эти темы. И про Олега Вещего, и много про что еще. Жалко, что не все уже помню.

А про доверие людей славных, это о чем? О репутации? Ее сильней повысить нужно, чтобы местные жители разговаривали с тобой? Скорее всего. А люди славные – это, я так понимаю, славяне. А по тексту игры – фракция Славянские дикари. Хм…

– Но в тебе я вижу дух сильный!

Что-о-о?! Меня хвалят?

– А из пенька, если приложить правильные усилия, можно вырастить дерево.

Из меня растить дерево? Главное не буратино.

Последнюю мысль, видимо, бормочу вслух.

– Можно и буратино, если от того польза будет. Ладно. Пойдем!

Последнее слово звучит неожиданно. То ли мне приказывают, то ли приглашают.

– Куда? – спрашиваю я.

– Домой, – как само собой разумеющееся произносит дед. – Накормлю тебя. Твой живот так громко ревет, что местные волки пугаются. А после расскажешь, как занесло тебя к нам.

Звери теряют ко мне всякий интерес и расходятся. Старик, хотя по бодрым движениям о нем так и не скажешь, разворачивается и начинает шагать вдоль здорового дуба.

Я, на всякий случай, внимательно оглядываюсь. Тут еще и волки рядом бегают?

Затем иду следом за новым знакомым. Как говорится: «дают – бери, бьют – беги, или хватай кирпич и кричи – За-ши-бу!».

Поесть я не против. А там, глядишь, дед что-нибудь интересное и полезное для меня расскажет.

– А разве дом не здесь? – спрашиваю я деда, глядя, как тот продолжает обходить дерево стороной, и указываю на дверь в стволе дуба.

Старик поворачивается, смотрит на меня, как на душевнобольного, затем усмехается и произносит грубым скрипучим голосом:

– Хех! Зачем жить в дереве, когда можно в избе доброй?

– А… – пытаюсь задать новый вопрос, но дед перебивает.

– А дуб для простаков всяких суеверных. Таких, как ты, пенек.

Для антуража, что ли? А я то думал… Разочарование какое-то появилось. Надеялся попасть в дуб и посмотреть убранство. Фантазия уже такое там нарисовала…