После четырёх часов такой мороки Ричард всё же решил докопаться до проводника.

– И как скоро мы придём? Успеем до заката? – графёныш пыхтел, сгибаясь под тяжестью яйца, уложенного в гамак.

– Наша идти десять ночей. Великий О пошло жрать надкусанный Великий Ы. Колдунство тропа больше не работай. Только защита от жряка, – ответил абориген, переступая корни деревьев.

– М-да, за десять дней мы сгниём в этих джунглях… – Ричард оглядел своих спутников. У Илаи воспалился натёртый глаз, а у Рея рука распухла так, что перестала сгибаться. Дипломаты продолжили свой путь.

Заночевали на одном из поваленных лесных гигантов. Херля развел небольшой костерок, на котором приготовил небольшого зверя, напоминающего оленя с хоботом. В дороге проводник также разворошил странный муравейник на стволе дерева, в котором набрал несколько десятков крупных муравьёв. Те отличались от остальной своей братии огромным прозрачным брюшком, полным сладкой патоки.

Разбив лагерь, абориген покинул своих спутников. Вернулся он через полчаса с кучей крупных пиявок, завёрнутых в большой лист.

– Я, пожалуй, воздержусь. Не думаю, что готов настолько радикально менять свои пищевые привычки, – Ричард, с кожи которого так и не сошёл пепел, скривился.

– Это не кушай. Это лечи, – пояснил свои действия Херля.

Пиявок он посадил на руку Рея. Пару штук навесил под распухший глаз Илаи. Жители болот моментально присосались и начали раздуваться.

Рей переносил процедуры молча, с трудом удерживая сознание. Делал, что говорят, но на вопросы не отвечал.

Когда солнце зашло, в костёр полетели несколько шариков плотной бурой смолы. Густой дым немного разогнал гнус, и путники забылись тяжёлым сном.

Утро выдалось ещё хуже, чем накануне. Рей не проснулся, пребывая в бессознательном состоянии. Лоб его покрывала испарина. Он метался в гамаке и невнятно бормотал. На местах ожогов появились зияющие язвы, в них копошились личинки. Смотрелось это жутко.

Отёк на руке немного спал, но нездоровая краснота от плеча перешла на ключицы. Под кожей вздулись синие вены. Еле заметно светилась татуировка, но непохоже было, чтобы она могла помочь в борьбе с гангреной.

– Мистер Херля, я могу ампутировать руку. Это спасёт нашего спутника? – голос графёныша был сух. Выражение покрытого пеплом лица было сложно прочитать.

– Не, если резай рука, совсем карачуна будь. Личинка – хорошо. Личинка жри гнилой мяса. Моя принести ещё пиявка, убрать дурные кровь, – пояснил проводник, вновь отправляясь в лес.

Илаю несло с обоих концов – похоже, его снова одолел приступ дизентерии. Он с трудом ходил. Ему дали выпить воды из лианы с растворенной в ней золой. Вскоре репортёр тоже забылся тревожным сном.

Лагерь из временного превратился в постоянный.

Прошло два дня.

Рука Салеха окончательно превратилась во что-то жуткое. В ней сотнями копошились личинки, кожа слезала кусками, обнажалось мясо и сухожилия. Вены висели в воздухе. Впрочем, покраснение, дойдя до груди, остановилось. И инвалид мог шевелить пальцами. Руку решили привязать к телу, чтобы он случайно не повредил её. Громила похудел, кожа обтянула кости. Илая выглядел не лучше, дизентерия продолжала его терзать, хоть и не так сильно, как раньше.

Ричард, на которого легла забота о спутниках, пару раз вышибал себе мозги, возвращая физическое здоровье. Какие мысли терзали голову молодого человека, сказать было сложно. С Херлей он общался сугубо по делу.

Неожиданно в дело пошло яйцо, которое Ричард подкладывал под бок спутникам в качестве грелки.

Даже попугай носил больным разные фрукты, которые проводник опознал как безопасные и полезные.