Потом опустился бархатный, безветренный и очень тихий вечер. Кирилл отправился поить лошадей, а я достала карманный компьютер и немножко почитала. Книга попалась довольно скучная, кроме того, в прошедшую ночь я выспалась плохо, поэтому было решено лечь сегодня пораньше. Завтра предстояло добраться до скал. Муж, изучив карту вдоль и поперек, решил, что до них осталось всего километра три или четыре. Но почему-то я ему не слишком верила. Мы уже значительно отклонились в сторону от намеченного маршрута, а насколько — один местный леший знает.

— Спокойной ночи, — пробормотала я на ухо Кириллу, который был сегодня необыкновенно нежен.

— Сладких снов, — отозвался муж, целуя меня в шею и словно отключая моё сознание. Ещё пахло луговыми травами, и где-то далеко протяжно кричала ночная птица, а я уже знала, что сплю. Сладко-сладко, уткнувшись в сильное плечо мужа.

И всё вокруг тает и становится призрачным и зыбким, только нежно и пронзительно пахнут распустившиеся к ночи цветы.

Такие запахи приносят странные сны — калейдоскоп из минувших событий и полной нереальности.

Вот и мне пригрезилось такое.

Как будто я проснулась, точно так же, как прошлой ночью. Но Кирилла рядом не было. Это чувствовалось сразу: в палатке было тихо, словно в подземном бункере, и темно. Я пошарила вокруг, уже сомневаясь, что он вообще был когда-то, мой муж. От этого ощущения, а вовсе не от тишины и темноты, мне стало ужасно одиноко.

На четвереньках я выбралась наружу. Над лугом и окружавшим его лесом стояла полная огромная луна, напоминавшая сковородку с жарящимся на ней блином.

Я немного посидела на траве, рассматривая луну и звезды. В моем сне лошадей и старого сарая видно не было, да и местность изменилась — деревья словно раздвинулись, открывая каменистую дорогу. И откуда-то я знала, что по ней мне нужно идти, чтобы разыскать Кирилла.

Когда я встала и шагнула на этот поблескивающий слюдянистым щебнем проселок, в кронах деревьев загудел ветер. Его порыв был настолько сильным, что едва не сбил меня с ног.

— Не ходи туда! — донесся до меня чей-то крик, а затем нарастающий топот конских копыт.

Я обернулась. По дороге мчалась пролетка, возница едва успел сдержать лошадь, она захрапела почти у меня над головой, с губ летела пена. Эту лошадь я видела впервые в жизни — коренастый серый рысак.

— Не ходи, — повторил тот же голос. С козел ловко спрыгнул Николай, одет он был все в ту же черную рубашку и брюки. — Тебе не надо это видеть.

— Там мой муж, — покачала я головой.

И в этот момент из леса донесся звериный рев.

— Ты не понимаешь, идет охота. Идет охота людей на зверя, а зверя — на людей. И не дело вставать на пути. Садись.

Я не успела ничего ответить, чьи-то руки подхватили меня и буквально втащили в пролетку. В лунном свете мелькнуло лицо — напряженно сведенные брови, тонкий разрез ноздрей, светлая прядь в темной бороде — Андрей. Усадив меня рядом с собой, он что-то крикнул, я услышала только «…скорее!», остальное заглушил и унес новый порыв ветра.

Николай вскочил на облучок и хлестнул лошадь. Я почувствовала, как накренилась пролетка, скрипнули рессоры, и едва не повалилась набок, когда конь взял с места рысью. Андрей схватил меня за плечи, не давая упасть, и я почувствовала запах пихты и лаванды. И дегтя — от кожаного полога пролетки.

Мы мчались по дороге, но не туда, где шла охота и слышался звериный рев. Меня увозили прочь, и я не могла увидеть, что происходит позади — Андрей на ходу поднял верх пролетки. Теперь я могла смотреть только вперед — на фигуру стоящего возницы и слышала лишь грохот колес и копыт и свист кнута.